Предлагаем
познакомиться с новой редакцией книги Петра Валентиновича Мультатули о
ритуальном убийстве Царя Николая Второго и Его Семьи с ближайшими слугами. В этой книге специалист-следователь, будучи православным человеком, явно по молитвам святого Царя-искупителя Николая Второго и Новоомученник Иоанна, верного Царского слуги - повара И.М. Харитонова, погибшего вместе с Царем Николаем Вторым и Его Семьей в подвале дома инженера Ипатьева, сумел показать ритуальный характер убийства Царя-Богопомазанника слугами сатаны. Именно этим книга ценна и уникальна.
|
Мультатули П.В.
Николай II. Дорога на Голгофу
Свидетельствуя о Христе до смерти...
Издательство Астрель, Москва, 2010
640 стр., 84X108 1/32
Тираж 3000 экз. Цена в Д/К Крупской (СПб) - 250р.
чтобы получить больший размер - нужно кликнуть мышью
|
В аннотации к этому изданию читаем: «Прошло 90 лет с тех пор, как в
полуподвальном помещении Дома Ипатьева в Екатеринбурге были убиты свергнутый с Престола
Император Николай Александрович, Его Семья и четыре верноподданных. Сами организаторы
преступления сделали все, чтобы скрыть истинные обстоятельства
этого убийства. Убийство Царской Семьи является не просто умышленным убийством, но
величайшим злодеянием, оказавшим огромное влияние на судьбы мира. В своей
книге автор доказывает, что убийство Царской Семьи было давно и
тщательно спланированным актом, что убийство не носило
характера политического или уголовного акта,
оно имело сакральные и духовные причины,
подлинная суть которых остается в тайне».
Данная книга является несколько сокращенным вариантом, по сравнению с питерским изданием в 2006 году: «Свидетельствуя о Христе до смерти... Екатеринбургкое злодеяние 1918 г.: новое расследование. Издательство Сатис, Санкт-Петербург, 2006, 785 стр., 70х100 1/16»
Авва Отче! Все возможно Тебе;
пронеси чашу сию мимо Меня;
но не чего Я хочу, а чего Ты.
(Евангелие от Марка, гл. 14, стих 36).
[Темой исторических исследований Мультатули является личность Императора Николая II, которая является ключевой для понимания новейшей русской истории, потому как Святой Царь Николай Второй, отрекшись от Престола Удерживающего мировое зло, восшел на высочайшую ступень Царского служения Богу и всему человечеству - Он уподобился Царю царей Иисусу Христу в Его Испупительном Подвиге! Необходимо осознать, что Отречение в Пскове 2 марта 1917 года стало
началом Крестного Пути Царя-искупителя, закончившегося в Екатеринбурге искупительным
подвигом Царя Николя Второго, который Он совершил выполняя
Волю Божью и в подобие Искупительному Подвигу Сына Божьего и славу. При этом Русский Народ, к счастью, не повторил "подвига" Апостола Петра и не стал пытаться мешать святому Царю Николаю Второму выполнять Волю Божью: пить чашу страданий в Ипатьевском подвале,
которую дал Ему Отец (Иоан. 18,11). (Т.е. не стал пытаться "спасать" Его).]
Таким
образом, летом 1918 года слухи об убийстве Царской Семьи
усиленно проверялись немцами, Лениным, американцами, французами и англичанами.
Отсюда можно сделать вывод, что раз эти слухи активно проверялись, значит, вышеназванные
силы были осведомлены о реальной возможности убийства и относились к этой
возможности серьезно.
|
Икона Царя-искупителя Николая Второго и святых Царственных Новомучеников
Царь Николай искупил соборный грех измены,
Иисусу Христу в подобие и славу, а потому
это самый великий святойПоэтому на иконе у Него самый большой крест Об искупительном подвиге Царя Николая Второго смотри здесь, а также другие материалы нашего сайта чтобы получить больший размер - нужно кликнуть мышью |
С
другой стороны, можно с большой долей уверенности сказать, что большинство
представителей германской, английской, французской правящих элит, да и
большевистского руководства, были уверены, что
убийства Царской Семьи, по крайней мере, в ближайшее время не будет и что
все разговоры об этом являются слухами. Можно быть полностью
уверенным в том, что и большинство членов Уральского Совета также
не знали о готовящемся убийстве. О том, что убийство будет
совершено, причем совершено именно в ночь с 16 на 17 июля 1918 года, знала очень
небольшая группа людей, которую в большевистском руководстве
представлял Свердлов, та самая, которая и была инициатором и автором дезинформации.
[Именно эта «очень небольшая группа людей» и носила личину
большевиков, а самом деле это были жиды-каббалисты, которые и несут
ответственность за совершение ритуального изуверского
убийства Царя-Богопомазанника и вместе с ним еще 10 человек (такое
количество жертв должно в соответствии с людоедским ритуалом исчадий ада.
Это потом в соучастники этого ритуального преступления
будут набиваться участники создания информационного тумана вокруг этого
преступления века неумные большевики и еще более безумные демократы, а ныне
и православные христиане, которые растеряли Дух Христов и
повредились умом, вознося на каждом богослужении по несколько раз молитвы о
"Великом Господине и Отце" своем – о патриархе, который
является всего-то на всего правящем архиереи города Москвы. [Об
этом смотри здесь.]
Это эти "православные" в безумии вопят: “Грех убийства
Царя на нас и детях наши!”. Таким образом они сообщают всем, что они из
жидовского рода-племени, из той самой «очень небольшой группы людей», которые
являлись жидами-каббалистами (они убили Царя-Богопомазанника и 10
человек с Ним, тела их разчленили на
части и сожгли, а полученную таким "простым"
способом кровь – употребили в своих людоедских обрядах) или
сообщают, что имеют тяжелейшую форму помутнения разума. Очевидно это следствие
молитв о "Великом Господине".
Хотим обратить Ваше внимание на то, что Алексей Добычин здесь,
заявляя, что «царя Николая II и всю его семью убил русский народ!», с одной
стороны, клевещет на Русский Народ (это, безусловно, плохо! И он за эту
клевету, безсомнения, при грядущем Царе-победителе будет
наказан!). Но с другой стороны, он сообщает о себе, что конкретно
он виновен в убийстве Царя Николая Второго (это, безусловно, хорошо, потому что
мы теперь знаем, какой он негодяй, и этот негодяй, соучастник ритуального
изуверского преступления, безсомнения, при грядущем Царе-победителе будет
наказан!). Естественно, все клеветники на Великий Русский Народ (обвинители
его в убийстве Царя-Богопомазанника), как соучастники
ритуального преступления в информационном прикрытия настоящих
преступников, при грядущем Царе-победителе будут наказаны: «тогда
уже никого в Сибирь не пошлют, а всех казнят» (по
слову Преподобного Серафима Саровского).]
Распространение
слухов об убийстве Царской Семьи было выгодно именно этой группе, так как она
действовала по принципу известной притчи «Осторожно, волки!». Неоднократными
опровержениями «слухов» об убийстве Государя и Цесаревича эта группа добилась
того, что когда убийство всей Царской Семьи было на самом деле
осуществлено, многими сообщение об этом было воспринято как очередная «утка».
О том,
что планы убийства были известны организаторам
преступления заранее и что дата убийства до
самого последнего момента ими скрывалась,
говорит найденный следствием Соколова текст объявления Уральского Совета об
убийстве Императора Николая Второго, составленный большевиками в июле 1918
года. В протоколе осмотра от 25 марта 1919 года этого документа говорится: «Первоначальный
текст, не имевший поправок, был таков: "Ввиду приближения
контрреволюционных банд к красной столице Урала и ввиду того, что,
коронованному палачу удастся избежать народного суда (раскрыт заговор
белогвардейцев с целью похищения бывшего царя)+,
Президиум Ур. обл. Сов. раб. кр-н кр.Арм. депутатов Урала, исполняя волю
революции, постановил расстрелять бывшего царя Николая Романова, виновного в
бесчисленных кровавых насилиях над русским народом++.
[+Чтобы документально подтвердить наличие этого
"заговора" Родзинский и писал письма на французском языки за подписью
“Офицер”. Об этих письмах смотри здесь
и здесь.
++Надо думать, что именно за эту ложь и клевету на Своего
Помазанника Господь Бог и дал возможность Русскому Народу реально
вкусить «бесчисленные кровавые насилия» и со стороны
жидов-каббалистов, и со стороны большевиков, и со стороны германских
оккупантов, а ныне со стороны националистов малых народов, которых-то даже и на
крупномасштабных картах не видно.]
В ночь
с 16 на 17 июля приговор этот приведен в исполнение <...>". При
изучении текста этого предложения замечается следующее. Первоначально, видимо,
в обеих этих двухзначных цифрах "16" и "17" черным
карандашом были написаны только одни "1" (занимающие в этих двухзначных
числах места десятков). Цифры же "6" и "7", видимо, не
были написаны совсем. По крайней мере, они не замечаются ни простым глазом,
ни чрез лупу. Для них человек, писавший текст черным карандашом, оставил в
тексте пустое место. Затем пустые места были заполнены написанием цифр
"6" и "7", но эти цифры написаны уже не карандашом, а
красными чернилами, коими также обведены изображения единиц "1" в
обоих числах по карандашному тексту. После этого эти цифры "16" и
"17" были зачеркнуты черными чернилами и вместо них наверху написаны
слова: "шестнадцатого", "семнадцатое"».
То есть
тот человек, который составлял этот текст, получил точную дату убийства
накануне совершенного злодеяния, хотя о том, что преступление произойдет до
20-го июля, ему было известно заранее.
Когда
же началась подготовка к убийству Царской Семьи? Ответ на этот вопрос является
очень запутанным и неясным, как и все, что связано с Екатеринбургским
злодеянием. Убийцы и их пособники сделали все, чтобы как можно успешнее
запутать следы, к этому надо также прибавить путаницу и расхождения в
показаниях свидетелей. Поэтому мы с большой осторожностью попытаемся
восстановить картину подготовки к преступлению.
П.М.
Быков в своей книге уверял, что это произошло 12 июля, когда Голощекин вернулся
из Москвы в Екатеринбург. «По приезде из Москвы Голощекина, – писал
Быков, – числа 12 июля, было созвано собрание областного Совета, на котором
был заслушан доклад об отношении центральной власти к расстрелу Романовых.
Областной Совет признал, что суда, как это было, намечено Москвой, организовать
уже не удастся. <...> В связи с этим областной Совет решил Романовых
расстрелять, не ожидая суда над ними».
Однако
Быков лжет. Во-первых, Голощекин вернулся в Екатеринбург не 12-го, а 14-го
июля. Во-вторых, судя по всему, никакого заседания областного Совета 12-го июля
не было. Комиссар здравоохранения, член Уральского Совета Н.А. Сакович,
допрошенный белым следствием, заявил, что никакого
обсуждения судьбы Царской Семьи при нем в июле 1918 года не было. А
ведь Сакович был не последним человеком в Уральском Совете! И.Ф. Плотников
уверяет, что решение об убийстве Царской Семьи было привезено Голощекиным из
Москвы 14-го июля. Но, утверждая это, Плотников входит в противоречие с самим
собой, да еще и приводимые им доказательства весьма сомнительны. Плотников
пишет, что «в окружении Голощекина и его сподвижников имелся тайный агент
спецслужб+ антибольшевистского движения».
[+Интересно, какие «спецслужбы» И.Ф. Плотников имеет в виду? – Петр
Мультатули.]
Такой
вывод Плотников делает из секретного рапорта субинспектора уголовного розыска
М. Талашманова, который докладывал начальнику Екатеринбургского уголовного
розыска: «Доношу Вам, что сего числа мною получены агентурные сведения о
бывшей Царской Семье».
Для
человека, имеющего представление об оперативной работе, из
этих слов понятно, что агентурные сведения, о которых говорит субинспектор, это
действительно сведения, полученные от агента, но это вовсе
не обязательно, что агент был внедрен в окружение Голощекина. Агент
мог эти сведения почерпнуть от кого-то и передать сотруднику уголовного
розыска. При этом надо учесть, что любое агентурное донесение несет в себе
отпечаток личности агента, степени его добросовестности, интеллектуального
уровня, умения анализировать полученную информацию. Любая информация,
полученная оперативным путем, то есть от агента, должна тщательно
проверяться оперативным сотрудником и получить подтверждение или
опровержение из других источников. Иначе оперативный сотрудник будет
руководствоваться в своих действиях непроверенной информацией, а то и
дезинформацией. С другой стороны, оперативный сотрудник обязан получать от
своего агента любые сообщения, так как в них может оказаться полезная
информация, и затем самостоятельно их анализировать. При этом информация,
стекающаяся к оперативному сотруднику может быть самой
разнообразной, противоречивой и даже абсурдной. В
качестве доказательства подобных агентурных сообщений приведем один секретный
рапорт того же М. Талашманова: «В дополнение к рапорту моему от 22 сего
августа мною сего числа получены агентурные сведения следующие: жена
красноармейца Ивана Гущина, который в настоящее время скрывается, а таковая
проживает по Крестовоздвиженской улице в д. №30, стоя с неизвестным молодым
человеком, спорили между собой. Молодой человек говорил, что: "Я утвердительно
знаю, что бывший Царь расстрелян и увезен к Шартажу", но Гущина ему
возражала и говорила, что: "Вы не спорьте, я лучше вашего знаю, мне
говорил мой муж, что бывшего Царя в ночь на 17 июля шофер на автомобиле увез
живым на вокзал и что его отправили в Пермь и оттуда его намерены передать в
руки Германии"».
Понятно,
что если подобные агентурные сообщения начать воспринимать как доказательства,
полученные от «внедренных агентов антибольшевистских спецслужб», то зайти
можно очень далеко, правда, совершенно в другую сторону от
истины.
Кстати,
если говорить о методах уголовного розыска белых, которые вели расследование
убийства Царской Семьи, то следует сказать, что сотрудники розыска
пользовались непроверенной информацией сплошь и рядом, порою чрезвычайно путая
следствие, направляя его по ложному пути. Между прочим,
руководитель уголовного розыска А.Ф. Кирста, по непонятным и весьма
сомнительным причинам, всячески поддерживал мысль о том, что Царская Семья
была не убита, а отправлена в Пермь. В связи с этим, он, вопреки здравому
смыслу, отвлекал большие силы на проверку этой ложной версии и мешал
следствию. В конце концов он был отстранен от занимаемой должности и
даже арестован за фальсификацию материалов дела.
Многие считали его, и небезосновательно, агентом большевиков+.
Поэтому к полученным оперативным сведениям колчаковского уголовного розыска
следует относиться с большой долей недоверия.
[+Думается, что Кирста был агентом не большевиков, а
жидовской нелюди! Ибо занимался он информационным прикрытием чудовищного
ритуального преступления, которое совершила именно
жидовская нелюдь, а не большевики и даже не евреи, хоть эти
негодяи и носили личину большевиков и все из них были евреями!]
Тем
более это вероятно, если исходить из той информации, которая была сообщена
Талашманову: «Числа около 15-го с. г. в одно из воскресений в лесу была
компания гулявших, которая состояла из нижепоименованных лиц: 1) военный
комиссар Голощекин, 2) его помощник Анучин, 3) жилищный комиссар Жилинский, 4)
Уфимцев, 5) Броницкий, 6) Сафаров, 7) Желтое, 8) фамилию установить не
представляется возможным. Все были с девицами. Будучи в веселом настроении,
горячо обсуждали вопрос, как поступить с бывш. Государем Императором и его
Семьею. Причем Голощекин и Анучин категорически заявляли, что нужно все
семейство расстрелять. Другие же, как-то: Уфимцев, Броницкий, Желтое и фамилию
которого установить не удалось, шли против и высказывались, что Царя убивать не
надо и его не за что, а нужно расстрелять Царицу, так как во всем виновата она.
Причем, не докончив этот разговор, разошлись по лесу гулять».
Сообщение
более чем сомнительное. Странно, что Голощекин и Сафаров в
обществе «девиц» и посторонних лиц, находясь в лесу, обсуждали такое
сверхсекретное мероприятие, как убийство Царской Семьи.
Похоже, что этот разговор был передан агентом со слов одной из «девиц», и что в
нем истинно, а что ложно, разобрать очень трудно. Разговор, даже если он был
таковым, каким его передали сотруднику уголовного розыска, явно несерьезен. Во
всяком случае, данное сообщение никаким образом не доказывает того, что 14-го
июля уже было принято решение об убийстве Царской Семьи. Тем не менее И.Ф.
Плотников считает приведенный выше разговор доказательством последнего: «Можно
заключить, что гуляли они в связи с возвращением Голощекина и обсуждали вопрос,
за разрешением которого он ездил в Москву. Предметом этого разговора была Семья
Романовых; Голощекин, конечно же, не мог сказать, тем более в присутствии
"девиц", агента, человека своего круга, что вопрос уже решен
однозначно. Среди гуляющих не было и не могло быть Юровского. По прибытии утром
14-го июля, в воскресенье, Голощекин, по-видимому, сказал тому о решении,
принятом в Москве, и отдал распоряжение подготовить все для казни, которая
совершится в ближайшие дни».
Таким
образом, Плотников утверждает, что никакого обсуждения в Уральском Совете не
было, а Голощекин уже привез из Москвы готовое решение, о
котором он сообщил узкому кругу лиц, в частности Юровскому, и тот
принялся осуществлять подготовку к преступлению. Однако на другой странице
своей книги, Плотников неожиданно делает вывод: «По возвращении из Москвы
Ш.И. Голощекина, поздно вечером 14-го июля состоялось заседание узкого круга
большевистских лидеров Урала, представлявших обком РКП (б), президиум облсовета
и Военно-Революционный комитет. На нем было принято постановление об уничтожении
всех членов Семьи Николая II и других заключенных Дома Ипатьева. Утром 15-го
оно было доведено до коменданта ДОНа, других причастных к делу лиц. (Нельзя
исключать, что, как принято было в большевистских верхах, и уральские лидеры
письменно свои решения не оформляли)».
Ясно,
что Плотников противоречит сам себе. Если Голощекин все знал заранее,
если он знал, что убийство – дело решенное, то зачем ему понадобилось
устраивать какое-то обсуждение предстоящего преступления? Причем, если сначала
Плотников говорит, что Голощекин сообщил Юровскому о готовящемся убийстве утром
14-го и поручил ему начать подготовку к его осуществлению, то позднее Плотников
утверждает, что приказ начать подготовку к убийству Голощекин отдал Юровскому
только утром 15-го июля. Понятно, что делать выводы, основываясь на таких
«доказательствах», невозможно.
Юровский,
выступая на совещании старых большевиков, сообщил о начале подготовки к
убийству следующее: «Примерно 10-го, 11-го июля мне Филипп (Голощекин) сказал,
что Николая нужно будет ликвидировать, что к этому надо готовиться. <...>
15-го утром приехал Филипп (Голощекин) и сказал, что завтра надо дело
ликвидировать».
Это
заявление Юровского лживо. Общеизвестно, что Голощекин с конца июня
и до 14-го июля находился в Москве и никак не мог говорить Юровскому о
предстоящей «ликвидации» Царя ни 10-го, ни 11-го июля.
Медведев
(Кудрин) уверяет, что окончательное решение об убийстве было принято 16-го июля.
Вообще Кудрин был беззастенчивым лгуном и, говоря о принятии решения об
убийстве 16-го июля, он выдумывает заседание в этот день Уральского Совета в
неполном составе, который, дескать, и решал судьбу Царской Семьи. Не
обладая выдающимся умом, Кудрин сам не замечает, как его
ложь шита белыми нитками. Так, Кудрин пишет, что Уральский Совет
заседал в неполном составе, т.е. он был настолько секретным, что на него не
пригласили всех членов Совета, а вот члена коллегии ОблЧК Медведева почему-то
сочли нужным на это совещание позвать, да он еще на этом совещании позволял
себе возражать Юровскому! Понятно, что Кудрин ни на каком совещании не был. Тем не
менее свидетельство Кудрина интересно тем, что он указывает именно
на 16-е июля как на дату окончательного решения об убийстве Царской Семьи.
О 16-м
июле, как о дате принятия решения, говорит и Г.П. Никулин: «Состояние наше
было очень тяжелое. Мы с Юровским ждали какого-нибудь конца. Мы понимали,
конечно, что какой-нибудь конец должен наступить. И вот в одно прекрасное
время... да, утром 16-го июля, Юровский мне говорит: "Ну, сынок, меня
вызывают туда, в президиум исполкома к Белобородову, я поеду, ты тут
оставайся". И так часика через три-четыре он возвращается и говорит:
"Ну, решено. Сегодня в ночь... Сейчас город объявляется на
осадном положении, уже сейчас же. В эту ночь мы должны
провести ликвидацию... должны ликвидировать всех».
Это
свидетельство Никулина, пропитанное, как и свидетельство Кудрина, ложью, интересно
одним: датой 16-го июля – обозначением времени окончательного решения.
Таким
образом, мы имеем множество свидетельств, что приказ об убийстве Царской
Семьи был передан в Екатеринбург лишь 16-го июля 1918 года, т.е. за
сутки до убийства+.
[+И хотя такой вывод делается на основании свидетельств таких
лгунов, как Никулина и Кудрина, но такой вывод оправдан, если иметь в виду, что,
общепринятая практика проведения секретных операции, особенно сверхсекретных
операций, предусматривает дату и время проведения операции указывать в самый
последний момент (для предотвращения утечки информации).]
Но
здесь возникает законный вопрос: каким образом за такое короткое время можно
было не только подготовиться к убийству, но и выбрать место уничтожения трупов
и разработать мероприятия по заметанию следов преступления? Понятно, что все
это сделать за такой короткий срок – невозможно.
Имеются
свидетельства, что Юровский появлялся в урочище «Четыре Брата» и на площадке
возле Открытой шахты, то есть там, где уничтожались тела Царской Семьи и ее
приближенных, за несколько дней до 17 июля. Так, крестьянин деревни
Коптяки М.А. Волокитин показал на следствии: «Я хорошо помню, что в
первых числах июля месяца я шел той дорогой, что идет из Коптяков. На этой
дороге я встретил трех всадников, ехавших верхами в седлах. Два из них были
мадьяры. Они были в австрийской солдатской одежде. Третий был Юровский,
которого я хорошо знал. В руках у Юровского я видел простой плотничий
топор. Встреча эта произошла у нас в 4 дня. Ехали они, направляясь к переезду №184
(к Коптякам). Юровский еще перекинулся со мной несколькими словами, спросил
меня, много ли ягод. Я не могу припомнить, какого именно числа произошла эта
моя встреча с Юровским, но я убежден, что это было еще тогда, когда я не слышал
об убийстве Государя Императора, и незадолго до того дня, когда большевики
объявили об этом официально в газетах».
Эти
показания Волокитина подтверждаются показаниями горного техника И.А. Фесенко.
Фесенко показал следствию, что он в урочище «Четырех Братьев», по заданию
Верх-Исетского завода, занимался разведкой местонахождения руд посредством
рытья шурфов. При нем находилось несколько человек рабочих, преимущественно
жителей Верх-Исетского завода. 11 июля 1918 года он, Фесенко, ради забавы
сделал надпись химическим карандашом на одной из берез: «11 июля 1918 г. горный
техник Фесенко». Позже эта береза со следами копоти будет обнаружена следствием
прямо на площадке возле открытой шахты. Однажды во время работ в местности
«Четырех Братьев» он увидел ехавших верхом комиссара Юровского и с ним
каких-то двух людей, один из которых был пленным австрийцем. Юровского Фесенко
знал, так как, по его словам, тот был известным человеком в городе, а про
второго бывшие с ним рабочие сказали, что это был Ермаков. Было это около
17 часов, а точной даты Фесенко не помнил, но уверял, что это было либо около
11-го июля, «либо после этого числа, но только знает, что именно в эти числа».
То
есть, исходя из слов Фесенко, речь идет о ближайших к 11 июля днях, либо
9-10-го, либо 12-13-го. Встретясь с Фесенко, Юровский спросил его, чем он
здесь занимается. Фесенко ему ответил, что занимается разведкой руд. Тогда
Юровский его спросил, можно ли будет проехать по этой дороге на Коптяки и
далее на автомобиле-грузовике и при этом объяснил ему, что им надо
будет провезти 500 пудов хлеба (т.е. 8 тыс. 190 кг.). Фесенко
ответил, что проехать можно, так как дорога хорошая. Ответил он ему просто так,
не думая, так как дорога на самом деле была плохая. Проехав в сторону Коптяков,
Юровский и Ермаков вскоре вернулись, а австрийца с ними уже не было.
И.Ф.
Плотников полагает, что и в показаниях Волокитина, и в показаниях Фесенко
описывается одна и та же встреча с Юровским. «Н.А. Соколов, – пишет он,
– заключил, что речь идет о двух поездках Юровского в смежные дни – 14 и 15
июля: сначала в поисках дороги, пути проезда к шахте (второе показание), а на
следующий день – уже по известному ему пути. Могло быть и так, но с нашей точки
зрения, скорее всего речь идет об одной и той же поездке Юровского. Человеку, в
те дни очень занятому подготовкой убийства, вряд ли надо было дважды
осматривать шахту и путь к ней от железнодорожного разъезда. Расхождения же в
показаниях – несущественны. Допрос проводился спустя год, летом 1919 года,
свидетели что-то могли запамятовать».
Мы были
бы готовы согласиться с И.Ф. Плотниковым и с его очередным «запамятованием», но
дело обстоит не так просто. Имеются сведения, что Юровский был в урочище
«Четырех братьев» не до убийства, а после – 17 июля. И хотя мы также
склоняемся к мнению, что Юровский готовил место для сокрытия следов
преступления загодя, мы не можем, в силу объективности, игнорировать эти
показания, как делает это И.Ф. Плотников.
Когда
Юровский и Ермаков уезжали в сторону города, им навстречу попалась местная
жительница М.В. Ускова, возвращавшаяся к себе на дачу. Она сообщила Фесенко,
что в городе паника и что красные доживают последние дни. Допрошенный муж
Усковой, И.В. Усков, показал следующее: будучи домовладельцем г. Екатеринбурга
и опасаясь большевиков, он скрывался от них на покосах в 25 верстах от
Екатеринбурга на железнодорожной станции Исеть. Его временами тайком навещала
жена, М.В. Ускова, которая привозила ему пищу. 15-го июля 1918 года Усков
вернулся к себе домой и обнаружил, что его вызывают повесткой в ЧК, находившуюся
в Американской гостинице. Причем дата вызова на повестке значилась 12 июля. Не
зная, являться ли ему в ЧК, или нет, Усков обратился за советом к своим
знакомым из советского комиссариата по снабжению, и те ему сказали, что пока
являться в ЧК не надо, а пусть он через день, то есть 17-го июля, пришлет свою
жену к ним за ответом. Усков так и сделал и, попросив жену явиться через день к
своим знакомым из комиссариата по снабжению, уехал опять на станцию Исеть.
Через
день, 17-го июля, М.В. Ускова явилась в комиссариат по снабжению и увидела там
страшный переполох, шум и беготню. Ей стало понятно, что происходит что-то у
большевиков неладное. Знакомые мужа ей подтвердили, что город эвакуируется и
что ее мужу являться в ЧК не надо. Когда Ускова вышла на улицу, то увидела, что
на столбах расклеены обращения советской власти о том, что город эвакуируется.
Обрадовавшись, Ускова поехала сообщить об этом мужу на станцию Исеть. Проехав
Верх-Исетский завод, она встретила двух конных людей, которые ей не были знакомы.
Они направлялись от Коптяков в сторону Верх-Исетского завода. Один из них
спросил кучера Усковой, можно ли проехать по дороге на Коптяки на автомобиле,
на что тот ответил, что нельзя, так как дорога очень плохая. Там же, неподалеку
от места встречи с двумя незнакомцами, она увидела знакомого ей техника
Фесенко, который занимался земляными работами. Фесенко сказал Усковой, что
проехавшие только что люди – большевистские комиссары: один Юровский,
фамилию другого она забыла. Проехав еще далее, Ускова увидела еще одного
неизвестного человека, которого она приняла за латыша, направлявшегося также в
сторону Верх-Исетского завода.
Съездив
к мужу на станцию Исеть, она провела там весь день (18-е июля), а рано утром
19-го июля поехала обратно в Екатеринбург через деревню Коптяки и Верх-Исетский
завод. В Коптяках ее предупредили: далее не ездить, так как около дороги стоит
красноармейская застава и никого не пускает в город. Несмотря на это, Ускова
поехала в сторону Верх-Исетского завода и, не встретив никакой охраны,
благополучно добралась до Екатеринбурга. При этом Ускова обратила внимание,
что дорога починена и на ней заметны следы
проезжавшего автомобиля. Рассказ Усковой был пересказан следствию
ее мужем и затем полностью подтвержден самой Усковой. При этом Ускова, ссылаясь
на свое неумение определяться по местности, не смогла точно указать на место
встречи с Юровским, отметив только, что было это за Верх-Исетским заводом.
Таким
образом, в показаниях Фесенко и Усковых имеются большие противоречия в
определении даты встречи с Юровским и его спутниками. По воспоминаниям Фесенко,
эта встреча была до 17 июля, а по свидетельству Усковых – 17-го.
Эти
противоречия приводят нас к очередной загадке. По логике вещей, встреча
Юровского с Фесенко, а также с Усковой должна была произойти до 17-го июля, ибо
17-го уже были выставлены красноармейские посты, не пускающие никого в зону
уничтожения тел Царственных Мучеников. Следователь Н. А. Соколов прямо пишет об
этом: «Ранним утром 17 июля было прекращено движение по коптяковской дороге».
Таким
образом, ни Фесенко, ни Ускова не смогли бы проехать к «Четырем братьям», не
наткнувшись на вооруженные посты красноармейцев, которые не пустили бы их
дальше. Кроме того, по всем свидетельствам и воспоминаниям соучастников
преступления, тела убитых в доме Ипатьева были вывезены к открытой шахте сразу
же после убийства, ночью 17-го июля. Если это допустить, то получается, что
Фесенко работал возле открытой шахты, когда в ней, или возле нее, были спрятаны
тела убиенных, и сжигалась их одежда, и мимо этой же шахты проезжала Ускова.
Этого, конечно, не могло быть ни при каких обстоятельствах. Отсюда сам собой
напрашивается вывод, что Фесенко прав, и неправильную дату называют Усковы.
С
другой стороны, Усковы приводят конкретные факты и обстоятельства, указывающие
на то, что все происходило именно 17-го июля. Но какие конкретные
доказательства приводят они при этом? Первое – это повестка, написанная на имя
Ускова чекистами на 12 июля. Следствие утверждает, что ее Усков ему предъявил,
но сама она в деле отсутствует. Сама по себе повестка никак не доказывает, что
встреча Усковой и Юровского на старой коптяковской дороге имела место 17-го
июля, так как, по показаниям самого Ускова, он получил эту повестку только
15-го июля. Все это проверить невозможно. Но вот описание Усковой Екатеринбурга
заслуживает внимания. Ускова утверждает, что видела 17-го июля расклеенные по
городу листовки, где большевики объявляли об эвакуации города. «В среду
17-го июля, – показывал ее муж, – когда она вышла из комиссариата к себе домой,
то уже увидала на столбах в улицах города вывешенные объявления советской
власти о том, что город эвакуируется и таким образом окончательно убедилась,
что большевики сдают город. Усков также хорошо запомнил, что это было в среду,
17 июля нов. стиля».
Последнее
утверждение Ускова довольно странно, так как он, по его же словам, 17-го июля
отсиживался в Исети и никак не мог знать о расклеенных в Екатеринбурге
листовках. Но, кроме того, имеются еще более серьезные сомнения в правильности
показаний Усковых. Дело в том, что объявления об угрозе Екатеринбургу появились
лишь 18-го июля 1918 года. 18-го июля областной Совет опубликовал обращение к
горожанам, в котором говорилось: «Не будем скрывать от вас, что
Екатеринбургу грозит удар от чехословацких банд».
Таким
образом, 17-го июля Ускова не могла видеть афиши на столбах Екатеринбурга, а
значит, она и ее муж вольно или невольно ошибались, когда указывали на 17-е
июля как на дату встречи с Юровским и Фесенко. Мы не будем разбирать причину
этой ошибки – была ли она вызвана сознательной ложью или невольным
заблуждением. Важно другое: встреча Усковой с Юровским, его спутниками и
Фесенко была не 17-го июля. Не могла она произойти и 18-го июля, если
предположить, что Ускова ошиблась и посетила Екатеринбург 18-го числа, когда
действительно были расклеены афиши с объявлением об эвакуации города, так как
18-го июля в коптяковском лесу полным ходом шло уничтожение тел убитых в Доме
Ипатьева и весь лес был оцеплен красными.
Но
возможно еще и другое предположение. В 1919 году Ускова могла перепутать даты:
12-го и 18-го июля. Дело в том, что 12-го июля был издан приказ красного
командования войскам Северо-Уральского-Сибирского фронта, который начинался
словами: «Враг у ворот!» (чехи стояли в 50 км от Екатеринбурга). Этот приказ
был широко известен в городе и, возможно, расклеен на столбах. Не исключено,
что Ускова перепутала приказ войскам от 12-го июля и объявление большевиков о
сдаче города.
Таким
образом, мы можем быть уверены, что Юровский был в урочище «Четырех Братьев»,
по крайней мере, за два-три дня до убийства, и был неоднократно, что означает,
что подготовка к злодеянию шла полным ходом уже 11-12 июля, то есть еще
до возвращения Голощекина в Екатеринбург. Но здесь следует сказать еще два слово
о Фесенко. Возможно, его работы возле Открытой шахты носили не такой уж
невинный характер. Быков в своей книге пишет, что когда после убийства тела
убитой Царской Семьи и ее слуг были привезены к Открытой шахте, то их «временно
сложили в один из шурфов, а на следующий день приступили к уничтожению». Не
тот ли это был шурф, который копал Фесенко и так
ли уж случайна была его встреча с Юровским?+
+К сожалению, в деле нет допросов ни рабочих, которые работали
вместе с Фесенко, ни тех, кто поручил ему копать шурф в коптяковском лесу, а их
показания были бы чрезвычайно интересны. – Петр Мультатули.
Итак, 12
июля подготовка к Екатеринбургскому злодеянию уже шла полным ходом. Приготовления
начались уже 6 июля, когда Юровский отобрал все драгоценности у Царской Семьи и
сложил их в отдельный ящик. Свидетель М.В. Томашевский показал на
следствии, что в начале июля 1918 года уездный комиссар финансов Н.К.
Чуфаров сообщил ему, Томашевскому, «что большевиками решено, в случае
эвакуации Екатеринбурга, убить или всех, заключенных в доме Ипатьева, или лишь
троих из них, а именно отрекшегося Императора, Супругу его и Сына. Чуфаров
выразился дословно так: "если чехословаки идут освобождать Николая, то они
ошибутся в расчетах: нами решено расстрелять Николая, но в руки контрреволюционеров
не отдавать"».
Подлинность
показаний Томашевского довольно спорна, так как из его допроса непонятно, с
какой стати Чуфаров делился с ним секретной информацией? Тем более, что, судя
по показаниям Томашевского, откровенничали с ним не только Чуфаров, но и другие
большевистские руководители. Но тем не менее какие-то отголоски реальных
разговоров в показаниях Томашевского имеются. Так же, как они имеются в
показаниях кучера А.К. Елькина, который возил Юровского по городу. Однажды
Елькин, ожидая Юровского у Дома Ипатьева, слышал, как трое красноармейцев в
разговоре между собой сказали такую фразу: «Мы Николку убьем за то, что он
нас четыре года мучил».
Конечно,
подобные показания не могут служить прямыми доказательствами подготовки к
убийству, но они свидетельствуют, по крайней мере, о том, что Юровский
создавал в Доме Особого Назначения такую морально-психологическую атмосферу, которая
бы смягчила неминуемый психологический шок охраны при
известии о свершившемся преступлении.
[Предполагаем
продолжить новостные сообщения по новой книге Петра Мультатули, если Господь Бог благословит.]
