7. «Кругом измена и трусость, и обман»

7.7. За Псковской Гефсиманией следует крушение Российской Империи

7.7.4. “Великая? Безкровная? Русская?”

А). Сначала убивали тех, кто действительно был опорой Царю, защитниками народа и знал много о преступниках

а) «Каждое имя действующих против Царя и России людей – есть клеймо несмываемого преступления...»[1]

Санкция на переворот дана на совещании посла Англии – на глазах правительства и, вероятно, с ведома союзных стран (?)

Повод к перевороту – революция, Распутин и недостаток продовольствия. Ложь и подлог в том и другом. Россия полна запасами, и новые правители будут три года ими кормить страну.

На этих «поводах» Дума произносит слово «измена» и обвиняет Власть. Вынужден акт роспуска Думы. Дума решает не расходиться. На улицу выпущена сытая интеллигенция требовать хлеба. Первые три дня «рабочих» почти нет на улицах. Лишь кое-где забастовки.

Россия совершенно и всюду спокойна.

Лишь на 4-й день, 1-го марта, на улицу вышли все солдаты...

Необходимо место, куда толпа может скопиться. До 1905 года такого места не было, и революция оттого и не удалась. В 1917 году это место — Дума, для этого акта она и создана...

Очевидец всего – я даю краткое показание.

По Невскому бродило общество… На углу Литейной и Сергиевской на фоне горящего Суда (после кражи из арсенала старых ружей) была толпа человек 500. На двух телегах — доски, и на них что-то кричали ораторы. Взвод преображенцев был уведен с поста в казармы. Лишь 28-го было серьезное скопление на Знаменской площади. В толпе одиночные солдаты четыре дня ведут себя чинно. Стрельба в воздух только в Литейной части.

Под командой генералов Хабалова и Балка — до двух тысяч солдат, четыре дня топчутся с Гороховой в Адмиралтейство и назад. Разъезды там, где нет толпы (Забалканский, Набережная и площадь).

Лишь одна казачья сотня была послана 25-го, 26-го и 27-го разогнать толпу в 500 человек на углу Литейного и Сергиевской, но идя по Невскому, не доходя до Литейного — сотня оба раза карьером поворачивает по Троицкому назад, через Забалканский на Гороховую.

До 27-го рабочие скапливаются на острове, но в центре идут туго, а с 28-го стягиваются к Думе.

Вот что было первые четыре дня в Петербурге. Никакой революции не было. Незначительные толпы [в центре города] были в районах: Невского, Литейного, Знаменской площади.

Ни одной попытки разогнать эти толпы сделано не было.

Революция началась только в стенах Думы. От Думы зависит все остановить.

Туда скапливался не народ, а сброд, общество, интеллигенция, рабочие и солдаты. Там произносится слово революция, не кем иным, как членами Думы, и слова эти разносятся всей без исключения печатью по России, которая, несмотря на это, вплоть до 10 марта (Московское движение) невозмутима.

Эта справка приводится мною для следующего: когда в Петербурге (22-28-е) не было и подобия революции, и вся страна была совершенно спокойна – и пресловутые массы были численно ничтожны и мирны. Дума через Родзянко сообщала Государю в ставку и всем командующим, что революция в полном разгаре.

Обмана, подлога и преступления, равного этой буффонаде, история не знает...

От событий тех дней веет чем-то гнусным и мещанским. Никто ничего не смеет. Все как ошалелое чего-то ждет, и по всей стране несется лживый голос председателя Думы и печати: «Революция!»

Она наступит, когда народ станет бесноватым, одержимым и начнет от этого клича пропадать… [Что входит в замыслы жидов-каббалистов.]

В дни 22-28-ое идет подленький обман, беспричинный слом истории, под призыв Думы – «спасения России и победы».

На Государя лгали все. Теперь Ему лгут все... общество, бюрократия, высшая власть, Дума, командующие... Распад страны, начатый в 1904 году обществом и бюрократией, довершен.

Была ли попытка все это остановить? – Не было никакой. Гражданская и военная бюрократия – сразу и вся струсила и сдалась, не пробуя защитить ни России, ни Государя, ни строя, ни армии, ни самих себя…

Где же былое окружение Государей?.. Где Меньшиков, Шереметьев, Волынский, Бецкий, Потемкин, Румянцев, Растопчин, Суворов, Кутузов, Киселев?.. Сколько славных имен! Сколько сильных людей. Где люди высокого уровня общества и бюрократии эпох Государей Николая I и Александра II?

Где Сусанин, Минин? Ни вокруг Государя, ни в Петербурге – нет людей. Все растворилось или в интеллигенции, или в снобизме, или в разгуле кутящего и спекулирующего тыла... Останутся кн. Долгорукий, Татищев, Боткин... эти не оставят Царя...

Революции не было. Она начнется с часа отречения Государя. И акт этот исторгнут новым подлогом. [Была спецоперация по свержению власти Царя-Богопомазанника в России. Эта операция была разработана и проведена спецслужбами "союзников" (ведущая роль у Англии) во исполнения замысла мировой закулисы (жидов-каббалистов) для установления власти сатаны во всем мире. Русские масоны и предатели в основном использовались для информационного прикрытия основной операции. Но не все удалось им! Ибо искусственно вызванную революционную анархию они не сумели полностью контролировать и направлять.]

Революция Франции ни на минуту не продает Родины, к чему идут и что делают у нас с умыслом и от страха поголовно все вожаки…

Цель требования отречения – победа. Сколько бессовестной вздорности в этом условии!..

Вожаки говорят о победе, но ни одна душа не верит словам – оттого победы быть не может...

Весь народ понял сразу, что в происходящем – все ложь. И народ когда-нибудь должен узнать, что все было подлогом и кто его совершал.

Франция рубит головы антипатриотам. У нас рубят – патриотам.

Пронесшийся вихрем, после отречения Царя, дух общественной измены – убил героизм, живший в народе и армии.

Лживость, пошлость, ненужность и преступность революции была понята народом сразу, и весь митинговый до сего дня пафос общества был разоблачен. За ним народ не пошел. Народ принял, но презирал революцию. Французский социалист Thomas, приехавший в числе других поздравить народ, в августе скажет: «Votre revolution n’est pas sanglante, mais elle est lache...»[2]

[Надо отметить, что это слова социалиста, который приехал в Россию, чтобы поддержать русскую революцию.

Следует осознать, что именно с момента отречения Государя от Царского служения Богу в качестве Удерживающего, уже нельзя было "спасать" святого Царя Николая Второго. До отречения обязаны были умереть за Царя, а после отречения свою верность Государю необходимо было проявлять уже совсем по другому. Теперь необходимо было служить честно и добросовестно Родине, выполняя последний приказ святого Царя от 8 марта 1917 года. И неправда, что так «в то время было нельзя жить. Многие жили иначе [чем диктовали слуги жидов-каббалистов], молча[3] не принимая "правил игры" [керенщины, а позднее и] большевизма, часто с угрозой для жизни и благополучия противостоя его преступной и уголовной практике. Но это уже вопрос морального выбора – каждый и [после 2-го и 7[4] марта 1917, и] в 1918, и в 1977[5] [и в 1993[6]] годах делал свой выбор»[7] и тем спасался или готовил себе местечко в глубинах адовых.

И что очень важно, как и просил святой Царь Николай, верный Богу, Царю и Отечеству не должен мстить ни за Царя, ни за себя, но благодарить Бога за все, неся крест ига жидовского, которое Господь Бог наложил на Свой избранный Русский Народ «за отречение России от своего Богопомазанника!»

Итак, в марте] столичное общество берет, наконец, "власть" в руки...

[Реально никакой власти эти жидомасонские марионетки не имели. Через них жидами-каббалистами осуществлялось разрушение Российской Империи и готовилась передача власти жидам-большевикам. Но позднее и жиды-большевики также власть получили не в том объеме, как им мечталось.]

Что же получилось? Народ этой власти не признал. Никакой связи с народом не оказалось. Авторитета нет, т.к. ни чувства, ни чести, ни истории, ни преемственности, ни плана у этой власти нет [ибо эта всего-навсего "власть" марионеток мировой закулисы], и через восемь месяцев вожди общества, как и вся Дума с первых дней, «удерут», ... как разбежалось от окрика матроса желанное с 1904 года учредительное собрание...

И когда с 27-го февраля – общество, то есть Дума, осмелится судить Государя и решать Его отречение, оно даст себя суду истории, и суд этот, узнав, кто и за что судил, вынесет обществу позорнейший из приговоров. Не нужно имен – самые имена и каждое имя действующих против Царя и России людей в организациях «Шиповского» съезда, а позже блока, комитетов и последнего думского ядра – и есть клеймо несмываемого преступления... И никого не тронет сознание этих господ, что они «ошиблись»… кровь Царя... и миллионов людей, и позор России... клянет зачинщиков...

[Вот это следует уяснить всем кто дерзает хулить и клеветать на Царей, Помазанников Божиих, но особенно на святого Царя Николая Второго. Конечно, если вы планируете оказаться в глубинах адовых, то продолжайте себе на уничтожение, сколько вам влезет. Ведь клевета чистое, тем более святое, запачкать не может, но выявляет кандидатов в адовы бездны! И никого не тронет ваше сознание в том, что вы "ошиблись"! Помните, Иисус предупреждал: если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем (Мф. 12,32). Ибо не плотников ли Он сын? не Его ли Мать называется Мария, и братья Его Иаков и Иосий…? (Мф. 13,55) И соблазнялись о Нем (Мар. 6,3). Но каждый Царь-Богопомазанник, и святой Царь Николай в том числе, не плотников сын, но есть сын другого Помазанника Божьего – Воплощенного Имени Божьего. И это известно всем, а потому соблазнялись о Нем православному человеку невозможно. Следовательно, говорящий ложь и клевету на Воплощенное Имя Божие говорит ложь на Духа Святого со всеми вытекающими из этого факта последствиями. Причем, с того, у кого чин, сан или титул больше, с того и спрос выше, ибо от всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут (Лк. 12,48).

Уясним себе, что тот, кто клеветал и клевещет на Царей – Помазанников Божиих, кто разрушал и разрушает Россию, кто развращал и развращает Русский Народ, те служат сатане, а не Богу. Православный человек это должен понимать и соответствующим образом относиться к этим "подвижникам благочестия" сатаны, и не сомневаться в том, что независимо от чинов и званий, от социального положения в обществе, "награда" найдет своих "героев", ибо на них «клеймо несмываемого преступления».

Эта печать на уничтожение может быть снята только искренним покаянием в конкретных совершенных грехах против Богопомазанников, против богоизбранного Русского Народа. Искреннее покаяние узнается по делам, которые противоположны совершенному греху. Эти дела совершаются или не совершаются, а значит покаяние есть или нет.]

б) Зверства в феврале «нисколько не уступают тому, что проделывали над своими жертвами большевики в своих чрезвычайках»[8]

«Действовавший с утра 27 февраля как военный руководитель переворота Керенский к 7 часам вечера преобразовал свой "штаб" в Военную комиссию Временного комитета Государственной думы. "В здании Государственной думы, – писал очевидец, – отдельные комнаты постепенно занимались отдельными комиссиями, разными лицами. Комнату № 41 отдали только что созданной "Военной комиссии", куда вошли Керенский, Мстиславский (Масловский), Филипповский, Пальчинский…" (трое из четверых – масоны. – С. Фомин).

Через несколько часов, в ночь с 27 на 28 февраля, состоялось объединение Военной комиссии ВКГД с "повстанческим штабом" Петроградского Совета рабочих депутатов ("советским штабом восстания"). Керенский продолжал вдохновлять ее работу. "Я там тоже сидел, – отмечал А.Ф. Керенский, – мне пришлось это дело ставить. Работа Военной комиссии началась и развивалась вне всякой зависимости от Совета рабочих и солдатских депутатов".

Создан был этот орган, прежде всего, "для руководства операциями против полиции" ("разгрома полицейских центров царизма в Петрограде"). Во главе этой комиссии 28 февраля был поставлен член Государственной думы 4 созыва октябрист и масон полковник Б.А. Энгельгардт, с 1 по 2 марта ее возглавлял А.И. Гучков, а с 3 марта вплоть до 14 апреля А.С. Потапов. Именно эта комиссия ранним утром 28 февраля отдала приказ о разоружении всех полицейских участков.

[«"Среди общей подлости, – свидетельствовал молодой адвокат, – одни полицейские вели себя героями. Это единственное благородное воспоминание, оставшееся у меня. Их подвергали изощренным издевательствам и мучениям, а они не поддавались и так стойко, так гордо погибали!"[9] Да и немудрено. "...Обыкновенно в городовые попадали только самые лучшие солдаты в отношении пройденной ими строевой службы, выказанной смышлености и добросовестности, поведения и нравственных качеств. Таким образом, попадали в городовые русские солдаты самой первой категории, т. е. такие, которыми граждане всякого другого государства, кроме России, гордились бы..."[10] Получали же они за свою ответственную и неблагодарную службу 20-30 рублей в месяц. Это к вопросу о выгодах…»[11]]

Н.Н. Суханов приводил впечатления социалиста А.А. Никитского от первых революционных дней в Петрограде, которые тот получил не только на улицах столицы, но и по информации, поступавшей в градоначальство: "…В городе "анархия идет полным ходом"; грабежи, убийства, безчинства продолжаются по-прежнему; самочинные аресты распространились свыше всякой меры; надежной, дисциплинированной силы для водворения порядка нет никакой…"

В воспоминаниях вполне сочувствовавшего перевороту секретаря гр. Л.Н. Толстого Вал. Булгакова, оказавшегося в Петрограде 27 февраля, содержатся уникальные свидетельства очевидца:“…Ночь с 27-го на 28-е число носила до известной степени решающий характер для судеб революции. В эту ночь, как передавали, происходило повсеместное избиение полицейских…”

[Православные люди должны помнить слова Иисуса Христа: Не всякий, говорящий Мне: “Господи! Господи!”, войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного (Мф. 7,21). А потому все претерпевшие искушения, тем более живот свой положившие, за верность свою присяге, за верность свою Богу, Царю и Отечеству, как выполнившие волю Отца нашего Небесного, войдут в Царство Небесное! Помните, Иисус Христос предупреждал: будут предавать вас на мучения и убивать вас; и вы будете ненавидимы всеми народами за имя Мое; и тогда соблазнятся многие, и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга; и многие лжепророки восстанут, и прельстят многих; и, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь; претерпевший же до конца спасется (Мф. 24,9-13).

Мы с вами должны возрадоваться за верных Царских слуг, погибших от рук мировой закулисы и в период терроризма первой "русской" революции 1905 года, и в период "безкровной" "русской" февральской "революции", и в ходе Гражданской войны, ибо они претерпели за свою верность Царю, земному Богу, до конца самой жизни. А потому это и о них было показано благочестивой женщине: «идут один по одному, целое огромное воинство, полки за полками, без числа, без счету, идут; подходят к лестнице и без всякого труда, как безтелесные, восходят по ней и скрываются в открытых вратах небесного Иерусалима. И пред тем, как вступить им во врата Иерусалима небесного, – вижу я, – загораются на них венцы такой красоты и сияния, что их не только описать, но и вообразить себе, не видавши, невозможно»[12].

И наоборот, более чем печальная участь у всех погибших не за Царя, не за верность своей присяге Родине[13], а в нарушение присяги, за свободу от Царя, за равенство со слугами сатаны, за братство с выродками рода человеческого, за дело Троцкого и Ленина. За свое служение сатане эти несчастные отправились в глубины адовы вместе со своими кумирами. Вот и подумайте, с кем вы: с погибшими полицейскими или жандармами, зверски замученными за верность Царю, или со студентами-евреями, которые по жестокосердию для самоутверждения эти зверства осуществляли.]

Вот что вскоре рассказал ему студент-технолог, работавший в военной комиссии. "По его словам, из 7000 городовых, числящихся в Петрограде, за дни революции убито было около половины. Трупы городовых и по сие время плавают в Обводном канале, куда их бросали. Особенно много избито полицейских в ночь с 27-го на 28-е февраля. В эту ночь была устроена "экспедиция" для борьбы со сторонниками старой власти, и он сам участвовал в этой экспедиции. Она тронулась на автомобилях из двора дома №5 по Знаменской улице. Оттуда одних пулеметов вывезли не менее 100. Все движение, по словам студента, организовали Александр Федорович Керенский и Николай Семенович Чхеидзе, – он так и говорил, полностью называя обоих революционных деятелей. И в голосе его слышалась прямо нежность, благодарная, преданная нежность, когда он говорил, Керенский и Чхеидзе, по выражению юного революционера, "направили в русло ярость толпы"”. (Ровно через девять лет, в 1926 г., один из этих канализаторов народной ярости – Чхеидзе – в парижской больнице для бедных располосует себе бритвой горло…)

[Во-первых, они это делали в соответствии с планами и указаниями жидов-каббалистов; а во-вторых, бритвой по горлу – вот чего достиг тот, кто предал свою Родину и отдал всего себя этим самым жидам-каббалистам.]

Кроме сановников, полицейских и жандармов направляемая Керенским Военная комиссия отдавала приказы и об арестах контрразведчиков. Причем приказы об этом Керенский отдавал устные. На всякий случай: нет бумаги – нет и улики…

[«В ночь с 27 на 28 февраля "Таврический Дворец горел тысячью электрических лампочек... как в пасхальную ночь... Это была ночь воскресения русской жизни"[14]»[15]. О такой кровавой ночи такое мог написать только слуга сатаны. Тем более, что это написано по прошествии какого-то времени – к тому времени уже стало известно и что случилось в эту ночь со стражами правопорядка в городе, и каков оказался первый плод захвата власти в России агентами мировой закулисы.

О ночи "воскресения" русской жизни читаем в воспоминаниях «коменданта Таврического дворца полковника Г.Г. Перетца, первого тюремщика деятелей старого режима, к тому же участвовавшего в целом ряде арестов. Вышли его воспоминания в 1917 г., еще до октябрьского переворота. "В условиях, когда еще был неясен исход февральских событий, – справедливо пишет автор первой биографической справки о Перетце, историк А.В. Островский, – занять этот пост мог лишь человек, разделявший идеи, под знаменем которых осуществлялся переворот; а его руководители могли доверить свой штаб – Таврический дворец – лицу хорошо им знакомому и надежному". Темным было происхождение Г.Г. Перетца. Тот же историк предполагает, что его прадедом был проходивший по делу декабристов Григорий (Герш) Абрамович Перетц. Как бы то ни было, после февральского переворота 1917 г. полк. Г.Г. Перетц явился в революционную Думу в качестве сотрудника газеты "Речь" и практически сразу же был назначен комендантом Таврического дворца (1 марта). Арестованные царские сановники принимались лично комендантом, минуя думские комиссии, и затем передавались в ведение министра юстиции. Помощником Г.Г. Перетца был также еврей Юлий Савельевич Гессен»[16].]

Уже 28 февраля в 10 час. 45 мин. Б.А. Энгельгардт подписал приказ вооруженной группе из 50 человек арестовать контрразведывательное отделение при штабе Петроградского военного округа…

Разгром контрразведки был целиком на совести Военной комиссии Временного комитета Государственной думы и лично Б.А. Энгельгардта. В связи с этим на заседании Петросовета 1 марта последний был даже заподозрен в пособничестве немцам.

2 марта новый председатель Военной комиссии А. И. Гучков отдал приказ об аресте прапорщика П.Я. Логвиновского[17], члена "комиссии Н.С. Батюшина", состоявшей при контрразведывательном отделении штаба Северного фронта и занимавшейся расследованием злоупотреблений тыла (комиссия, в частности, была известна своими обысками и арестами деятелей торгово-промышленного мира, а также обысками и выемками в банках).

Понять, что в этом случае пытались прикрыть пришедшие к власти люди, в какой-то степени можно из анонимной записки бывшего сотрудника контрразведывательного отделения при Штабе Петроградского военного округа на Мойке, написанной в апреле 1917 года. Судя по ней, русские спецслужбы внимательно наблюдали за еврейскими и "банковскими делами", за организацией забастовок на Путиловском и Обуховском заводах, обладая там сетью филеров ("собственным сообщением с фабрик"); расследовали пожары на заводах "от невыясненных причин".

Особое безпокойство вызывал "прошедший на своем веку огонь и воду", заведовавший в отделении делами заводов и фабрик П.В. Гусев. Петр Васильевич, по словам автора записки, проявил себя как "враг народа и всякой политической свободы", держа руку на пульсе забастовочного движения. П.В. Гусев пользовался поддержкой начальника отделения капитана Сергея Алексеевича Соколова (учителя одного из Великих Князей и завсегдатая привилегированного Императорского яхт-клуба).

Контрразведчики, по словам анонима, "вызывали директоров завода и "советовали" повысить заработную плату; эти "советы", особенно инженерам-евреям, делались в такой форме, что не последовать им не было возможности. После первых удачных вмешательств Соколов нашел, что таким образом можно быть ликвидатором большинства забастовок; он стал интересоваться забастовками, вмешиваться в них по своему усмотрению; "агитаторов" он высылал из Петрограда и сдавал в солдаты, а предпринимателей заставлял угрозой повышать расценки".

Временщики опасались не столько пресловутого "германского следа", сколько соединенного "союзнического" (прежде всего, английского) и русского "освободительного" (самого широкого политического спектра). Думаю, не один из новых власть имущих облегченно вздохнул, узнав об уничтожении архива контрразведки. В первые дни после переворота "неизвестные лица" сожгли отделение контрразведки".

Весьма информированный современник утверждал, что германский агент Карл Гибсон, "выскочив на свободу при февральском перевороте, первое же, что сделал, это привел толпу и ворвался с ней в помещение контрразведки под предлогом, что пришел громить "охранку". Прежде всего, он разыскал свое дело и "унес его с собою". Тем временем подстрекаемая им толпа "переломала шкафы, сожгла и перервала много бумаг, разбросала по полу до 300 тысяч регистрационных карточек, хранившихся в алфавитном порядке". Доставленные в Таврический дворец контрразведчики были "намеренно представлены как политические агенты Охранного отделения". Современный исследователь приводит настоящую фамилию Гибсона – Рейнсон.

Однако далеко не со всеми структурами контрразведки обходились столь круто. 28 февраля был арестован начальник Петроградского Морского контрразведывательного отделения полковник И.С. Николаев, освобожденный 1 марта по личному указанию Керенского.

Одной из важнейших контрразведывательных структур вне театра военных действий было Центральное военно-регистрационное бюро (Дворцовая пл., д.10), подчинявшееся Отделу генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба. Пост генерал-квартирмейстера с июля 1916 г. занимал генерал-майор Генерального штаба М.И. Занкевич (1872-1945). Исследователи отмечают его "особую роль" в перевороте. "А.И. Гучков говорил, что у него с М.И. Занкевичем были настолько "добрые отношения", что он делился с А.И. Гучковым секретной информацией. 27 февраля А.И. Гучков, как один из руководителей революции, встречался с М.И. Занкевичем. Речь шла о поведении начальника войсковой охраны в условиях вспыхнувшего солдатского восстания. Судя по словам А.И. Гучкова, М.И. Занкевич не собирался проводить против восставших каких-либо активных действий".

…"Те зверства, – свидетельствовал генерал К.И. Глобачев[18], – которые совершались взбунтовавшейся чернью в февральские дни по отношению к чинам полиции, корпуса жандармов и даже строевых офицеров, не поддаются описанию. Они нисколько не уступают тому, что впоследствии проделывали над своими жертвами большевики в своих чрезвычайках.

[Понятно почему. И "февралят", и "октябрят" к этим зверствам понуждал звериный оскал жидов-каббалистов. За всеми этими зверствами стоят жиды-человеконенавистники. Это они руководили и руководят поныне(!) всеми масштабными акциями против человечности и, заодно, научали и научают творить подобное и людей, не изуродованных талмудизмом. Жизнь показала, и жиды-каббалисты были вынуждены это признать, что русские к бессмысленным изуверствам крайне не пригодны, ибо Дух Христов у сынов и дочерей Русского Народа не истребим.

А потому такая, ничем не прикрытая, ненависть у жидов ко всему русскому! По этой ненависти очень легко увидеть жида-человеконенавистника и сделать выводы для дальнейших с ним взаимоотношений. Но не следует путать эту ненависть с русофобией, которая целенаправленна жидами привита многим народам. Эти народы можно только пожалеть, что они выбрали себе в друзья слуг сатаны, ибо, если эти народы не опомнятся (а времени до воскресения России под державной рукой Царя-победителя осталось крайне мало), то судьба у них будет такая же, как и у жидов-человеконенавистников.

Еще царь-пророк Давид объявил всем народам мира о неминуемых совместных действиях Царя-Богопомазанника и Бога, помазавшего этого Царя на Его служение: Рука Твоя найдет всех врагов Твоих, десница Твоя найдет всех ненавидящих Тебя, а значит и тех, кто ненавидит и народ Твой. Во время гнева Твоего Ты сделаешь их, как печь огненную; во гневе Своем Господь погубит их, и пожрет их огонь. Ты истребишь плод их с земли и семя их – из среды сынов человеческих, ибо они предприняли против Тебя и народа Твоего злое, составили замыслы, но не могли выполнить их. Ты поставишь их целью, из луков Твоих пустишь стрелы в лице их. Вознесись, Господи, силою Твоею: мы будем воспевать и прославлять Твое могущество (Пс. 20,9-14). Кстати, в дореволюционном молитвослове для мирян псалмы 19 и 20 приведены как образцы молитв за Царя.]

Я говорю только о Петрограде, не упоминая уже о том, что, как всем уже теперь известно, творилось в Кронштадте. Городовых, прятавшихся по подвалам и чердакам, буквально раздирали на части: некоторых распинали у стен, некоторых разрывали на две части, привязав за ноги к двум автомобилям, некоторых изрубали шашками. Были случаи, что арестованных чинов полиции и жандармов не доводили до мест заключения, а расстреливали на набережной Невы, а затем сваливали трупы в проруби. Кто из чинов полиции не успел переодеться в штатское платье и скрыться, тех безпощадно убивали. Одного, например, пристава привязали веревками к решетке и вместе с нею живым сожгли.

[Напомним, что «обыкновенно в городовые попадали только самые лучшие солдаты в отношении пройденной ими строевой службы, выказанной смышлености и добросовестности, поведения и нравственных качеств». Поймем же, кому нужно таких людей привязать веревками к решетке и вместе с нею живыми сжигать?!]

"Этим зверям, – подтверждал полк. Ф.В. Винберг, – петербургское население в массах своих деятельно помогало: мальчишки, остервенелые революционные мегеры, разные буржуазного вида молодые люди, бежали вприпрыжку вокруг каждой охотящейся группы убийц и, подлаживаясь под "господ товарищей", указывали им, где и в каком направлении следует искать последних скрывающихся полицейских".

[После октября 1917 года эти мегеры и молодые люди буржуазного вида, так же как и участники банд "господ товарищей" начнут свой скорбный путь по подвалам ЧК, а потом и по ГУЛАГам. Ибо нечестивый падет от нечестия своего (Притч. 11,5), насилие нечестивых обрушится на них, потому что они отреклись соблюдать правду (Притч. 21,7), и, если праведнику воздается на земле, тем паче нечестивому и грешнику (Притч. 11,31).

Православный христианин должен помнить, что все сделал Господь ради Себя; и даже нечестивого блюдет на день бедствия (Притч. 16,4) и мало нечестивому не покажется, когда придет день этот. Ведь Господь Бог Правосуден и всегда взыскивает за невинную кровь рабов Своих и верных Царских холопов от рук нечестивых (Откр. 19,2). Слава Ему! Слава!]

"Оправданием" этих убийств, стимулировавших широкое участие в поисках переодетых полицейских народа, были пресловутые "пулеметы", якобы установленные на крышах домов. Однако тщательное расследование, проведенное после переворота, ни к чему не привело. В начале апреля ЧСК, в надежде найти улики, обращалась к тем лицам, "которые в дни переворота обнаружили пулеметы на крышах и чердаках домов или задержали где-либо полицейских чинов вместе с пулеметами, явиться в возможно скорейшем времени для дачи свидетельских показаний" по адресу: Зимний Дворец, Советский подъезд, на Дворцовой набережной.

Басни были хороши для мемуаров, для обвинения реальных людей требовались еще факты. А их не было… Позднее, уже в эмиграции, сами февралисты приписывали это "воображению возбужденных масс". В настоящее время исследователями это квалифицируется как "психоз". Но жертвы у этого психоза были самые что ни на есть реальные…

[Самая скорбная участь у «евреев-юношей, делающих революцию» и у «русских мальчиков и девочек», пребывающим в «святой чистотой» вере в истинность идей, претворяемых в жизнь слугами сатаны, и с энтузиазмом помогавшим совершать преступления жидам-каббалистам. Князь Жевахов писал: «Все эти люди были в большинстве случаев студентами университета или технологического института, одураченная зеленая молодежь, разукрашенная красными бантами. ...Они были убеждены, что являются апостолами правды»[19]. Помните, 25 февраля Царица Александра Феодоровна тоже писала Своему мужу о мальчишках и девчонках: «Это – хулиганское движение, мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба, – просто для того, чтобы создать возбуждение»[20]?

Так вот и «евреев-юношей, делающих революцию» и «русских мальчиков и девочек» ожидало разочарование: евреи-революционеры так и не обрели любовь и уважение, о котором они мечтали, разбойным способом добывая власть; а русские юноши и девушки, когда набрались ума и увидели, что они творили, пришли в ужас и отчаяние. А всех их: и евреев-революционеров, и русских бездуховных недоучек, ждали распахнутые лагеря ГУЛАГов. И не Сталин изувер, лагеря-то строились жидами-христоборцами для истребления Русского богоизбранного Народа. Иосиф Сталин лишь частично претворил в жизнь слова царя Давида.

А Царь-пророк Давид предупреждает и евреев, и русских, и всех людей мира, как чеченцев, так и американцев с прибалтами: Дождем прольет Господь на нечестивых горящие угли, огонь и серу; и палящий ветер – их доля из чаши (Пс. 10,6) гнева Божьего! А по смерти все сотрудники дел сатанинских отправляются в глубины адовы. Если, конечно, хотя бы перед смертью не успевают прийти в разум Христов и не покаются в сотрудничестве с силами тьмы.]

Б). У обезумевшей, беснующейся толпы была жажда крови, жажда самой безжалостной, зверской расправы[21]

"Отмечу еще одно странное явление, – писал думец гр. Э.П. Беннигсен, – убийство военных выдающихся специалистов. Кажется, уже 27-го были убиты два генерала-артиллериста, работавшие на Обуховском заводе".

Днем 28 февраля до радостно-возбужденной Думы добрался морской офицер из Кронштадта. "Солдаты и матросы убивают всех офицеров Балтийского флота, – кричал он. – Комитет обязан вмешаться". Утверждали, что офицеры уничтожались по спискам, подготовленным немцами. Документ такой действительно существовал. "В список были включены почти все адмиралы, командиры, офицеры и старшие специалисты судов действующего флота, а также наиболее выдающиеся офицеры морских специальных школ. Если бы все перечисленные лица были убиты, – флот немедленно и надолго вышел бы из строя". [Мы с вами не должны забывать, что по замыслу мировой закулисы богоизбранный русский народ и Россия должны были перестать существовать.]

Непосредственными исполнителями этой акции стали находившиеся на содержании у немцев финские националисты. Известно, что столкновения в Кронштадте были спровоцированы финской националистической организацией "Шюцкористо" ("в подавляющем большинстве случаев, – свидетельствуют офицеры-очевидцы, – инициаторами этой расправы являлись не свои матросы, а какие-то посторонние, переодетые матросами"). Глубоко законспирированная, эта организация действовала в Кронштадте в течение весьма непродолжительного времени, затем незаметно исчезнув.

"Жертвы эти, – цинично признавал один из националистов Спитберг, – нужны были во имя революции. Мы опасались, что Балтийский флот, не примкнувший сразу к кронштадтскому восстанию, займет под умелым политическим руководством Непенина контрреволюционную позицию. Это соображение вынудило нас поспешить вырыть ров между офицерами и матросами. Между ними должна была лечь кровь. Только тогда их взаимоотношения стали бы невосстановимы; офицеры всегда смотрели бы на матросов, как на убийц, а последние, из опасения возмездия, крепче держались бы революции..."

[Обратим внимание на то, что это слугам сатаны необходимо разделение богоизбранного народа на солдат и офицеров, на классы и партии, на пролетариат и буржуев; и еще сатане крайне необходимо, чтобы сыны великого Русского Народа как можно больше и дольше друг друга убивали. А потому следует понимать, что, кто противодействует единству русских людей о Господи, тот служит сатане. Помните, как Иисус Христос учил различать людей: по плодам их узнаете их (Мф. 7,16).]

По мнению шюцкоровцев, жертвы эти будут неизбежно "толкать революцию вперед", что приведет, в конце концов, к развалу России и получению Финляндией независимости.

Командующий Балтийским флотом вице-адмирал А.И. Непенин остро чувствовал саму опасность и хорошо знал, откуда она исходит. 2 марта в 12 час. 30 мин. адмирал послал в Петроград телеграмму, адресованную председателю Государственной думы и Военной комиссии ВКГД: "Боюсь, что из тюрем Петрограда выпущены, состоящие за судебным следователем Мошкевичем[22], восемь человек ведомых шпионов, обвиненных еще в покушении на подрыв судов, к чему дело уже дважды было близко, за тем же следователем состоят более двухсот человек финляндской военной организации, обучавшихся в Германии и действовавших по ее указанию. Распоряжение о задержании их в пределах Финляндии сделано, прошу и Вашего содействия в задержании этих людей".

О том, каково было содействие революционного Петрограда, хорошо видно из факта хищения во время переворота значительного количества оружия и боеприпасов и переправки его в Финляндию, что подтверждается официальными документами. Сделать это тем более было легко, что пограничная стража на границе между Империей и Великим Княжеством Финляндским была разгромлена и германские агенты безпрепятственно проникали в Россию.

А адмирал был убит в Гельсигфорсе 4 марта. Германский след в этом преступлении был неоднократно подтвержден.

Потрясающие картины расправы с офицерами на главной базе Балтийского флота – Гельсингфорсе – дает капитан 2 ранга (впоследствии контр-адмирал), кавалер всех русских боевых орденов с мечами Г.К. Граф. Описав неистовства в первые дни марта на кораблях, он прибавляет, что на берегу «убийства офицеров происходили в обстановке еще более ужасной. Их убивали при встрече на улице или врываясь в их квартиры и места службы, безчеловечно издеваясь над ними в последние минуты. Но и этим не довольствовалась толпа зверей-убийц: она уродовала и трупы и не подпускала к ним несчастных близких, свидетелей этих ужасов. [...] Даже похоронить мучеников нельзя было так, как они того заслуживали своей кончиной: боялись издевательств во время погребения [...]. Первое время над их могилами нельзя было сделать и надписей на крестах, так как по кладбищам бродили какие-то мерзавцы, которые делали на крестах различные гнусные надписи.

Большинство из них погибло от рук таинственных убийц в форме матросов и солдат, но были павшие и от рук своей собственной команды...

Разбираясь в этих убийствах, в связи с существовавшими взаимоотношениями на флоте между офицерами и командами, нельзя не прийти к убеждению, что то, что произошло, было не случайным явлением, а кем-то организованным, преднамеренным убийством. Но с какой целью?...

[Таинственные убийцы в форме солдат, издевательства и уродование трупов, убийства на глазах близких – все это указывает на след жидов-каббалистов, а не на английский, тем более не на немецкий след. Ибо только у жидов-изуверов, воспитанных на Талмуде и Каббале, мировоззрение позволяет подобное. Кроме того, это жиды-каббалисты мечтают духовно сломить, а затем уничтожить Россию и Русский богоизбранный Народ.]

Только значительно позже, совершенно случайно, один из видных большевицких деятелей, присяжный поверенный еврей Шпицберг в разговоре с несколькими морскими офицерами пролил свет на эту драму. Он совершенно откровенно заявил, что убийства были организованы большевиками во имя революции. Они принуждены были прибегнуть к этому, так как не оправдались их расчеты на то, что из-за тяжелых условий жизни, режима и поведения офицеров переворот автоматически вызовет резню офицеров. Шпицберг говорил: “Прошло два, три дня с начала переворота, а Балтийский флот, умно руководимый своим Командующим адмиралом Непениным, продолжал быть спокойным. Тогда пришлось для "углубления" революции, пока не поздно, отделить матросов от офицеров и вырыть между ними непроходимую пропасть ненависти и недоверия. Для этого-то и были убиты адмирал Непенин и другие офицеры. Образовывалась "пропасть", не было больше умного руководителя, офицеры уже смотрели на матросов как на убийц, а матросы боялись мести офицеров в случае реакции”.

[Это все так, но то, как убивали, указывает на то, что запланировали резню офицеров и ее осуществляли именно жиды-изуверы. У князя Н.Д. Жевахова читаем: «На улицах у всех была видна эта жажда крови, жажда самой безжалостной, зверской расправы, все равно над кем... Это было зрелище бесноватых, укротить которых можно было только пальбою из орудий. И глядя на эти ужасы, я боялся не столько ареста, сколько этой зверской расправы обезумевшей толпы, тем более, что, по слухам, уже многие сделались ее жертвами, и кровь лилась безостановочно... Так, передавали, что на Выборгской стороне какого-то генерала разрубили на куски и бросили в Неву; на Обводном канале зверски замучено несколько офицеров и пр.»[23].

Подумайте сами, может ли русский или человек любой национальности, воспитанный в христианской культуре, подобное совершать? А вот воспитанные на Талмуде и Каббале это делают легко и радостно! В любой толпе, действующей согласованно, всегда присутствуют коноводы ее согласованных действий, которые, зная и используя законы толпы, направляют ее и задают характер безумств ее. Делают же они это в соответствии со своим мировоззрением или в соответствии с мировоззрением тех сил, от которых он работает с толпой.]

Эти убийства были ужасны, но еще ужаснее то, что они никем не были осуждены. Разве общество особенно требовало их расследования, разве оно их резко порицало?..»

[И понятно почему. Действия этого общества направлялись мировой закулисой через масонов-предателей, основная масса этих масонов и этого общества прошло "перевоспитание" в лагерях ГУЛАГов, где их учили Родину любить. И хотя для большинства из них применима русская пословица: “дурака учить – только время терять”, но, по крайней мере, они получили возмездие за свои преступления, совершенные ими против Самодержавия, против России и против Русского Народа. И они были изолированы от Русского Народа, который для собственного выживания строил империю СССР под руководством Иосифа Сталина и его соратников, не принадлежавших к слугам мировой закулисы. Но учитывать силу тех, за кем стояла закулиса, им приходилось.]

На террор верные присяге русские офицеры и матросы ответили террором. Была организована группа "партизан-мстителей". Они подстерегали чухонских террористов в море и "безпощадно топили всех до одного вместе с их лайбами и баркасами". [Если нынешнее Российское руководство не обуздает распоясавшихся инородцев в русских городах и селах, то придется русским людям действовать по этому примеру "партизан-мстителей" – русских офицеров и матросов: уничтожать преступников самим «всех до одного вместе с их лайбами и баркасами»!]

Одним из официальных лиц, ответственных за убийства офицеров, был назначенный переворотчиками в ночь с 27 на 28 февраля комендантом Петрограда член масонской ложи думец полковник Б. А. Энгельгардт. В приказе, написанном 1 марта прямо на заседании Временного комитета Государственной думы, он ссылался на слухи о том, что будто бы "офицеры в полках отбирают оружие у солдат". Эти слухи в том же документе прямо объявляются ложными, тем не менее, полковник отдает вот такое распоряжение: "Как председатель Военной комиссии Временного комитета Государственной думы я заявляю, что будут приняты самые решительные меры к недопущению подобных действий со стороны офицеров, вплоть до расстрела виновных". Впоследствии Энгельгардт сам признавался: "Этот приказ послужил основанием для обвинения меня впоследствии в расстреле офицеров десятками в Таврическом саду, что повлекло для меня много неприятностей в стане белых во время гражданской войны". Однако этот думец не был столь расторопен, когда действительно следовало побезпокоиться о безопасности жителей Петрограда. В ответ на предложение полковника А.П. Кутепова в тот же день 1 марта вывести для поддержания порядка в столице солдат с красными комендантскими повязками на рукавах, Энгельгардт вспылил: "Прошу вас не учить".

[Ибо его хозяевам порядок ни в Петрограде, ни в России, как раз и не нужен! Им нужно много крови Русского Народа, очень много крови!!! Очень жаль, что этот полковник Энгельгардт не по пал в руки полковника Кутепова в стане белых: надо думать с этим мерзавцев он поступил так же, как с подпрапорщиком, убившего 27 февраля 1917 года своего командира выстрелом в спину[24].]

И убивать продолжали...

В). Победители – преимущественно еврейская молодежь – упивались своей великой исторической ролью идти во главе революции[25]

а) Красный бант – символ грядущего, неслыханного доселе в истории, кровопролития

1 марта над Зимним Дворцом, Главной Резиденцией Императора Всероссийского, был поднят красный флаг.[26] С ликвидацией последнего верного Государю Императору военного отряда в Петрограде [оставшиеся верными правительству войсковые части были оттянуты к центру города на Дворцовую площадь], по словам одного из видных заговорщиков, "в распоряжении правительства не оставалось вооруженных сил – ни в Петрограде, ни в Гатчине, ни в Петергофе, ни в Царском".

"Борьба за власть, – подводил итог виденному и пережитому в те дни очевидец, – вышла на улицу и перешла во Всероссийский погром, т.е. в открытое насилие над личностью и имуществом... Многие выражали открыто свой восторг путем взаимного целования. Красный бант – символ грядущего, неслыханного доселе в истории, кровопролития – украшал большинство грудей. ...Созерцание поголовного затемнения рассудка было нравственно мучительно. ...Член Думы Г.А. Вишневский сообщил мне, без комментариев, что теперь Россия будет республикою. В подробности он не вдавался, но, увидев сияющую фигуру В.В. Шульгина, окруженного жадною толпою слушателей и услыхав отрывки из его рассказа о поездке к Царю и о Царском отречении, я понял всем сердцем, всем существом своим понял, что теперь уже окончательно "свершилось" то ужасное, то непоправимое, то неслыханное в истории преступление, которое называется изменою своему законному Монарху и своей Родине во время войны и что главным подстрекателем и виновником в этом преступлении является четвертая Государственная дума – четвертая Преступнейшая Государственная дума..."[27]

[Безусловно, в России самыми главными подстрекателями и виновниками была «четвертая Преступнейшая Государственная дума». Но предатели и изменники из этой думы были обычными шестерками жидов-каббалистов, которые делали самую черную и неблагодарную работу, а затем с ними поступили, как с расходным материалом: вытерли ноги и выбросили на свалку истории. Очень многих, которые много знали, просто убили, выдумав мелкую вину: для назидания следующих масонов-шестерок, чтобы они усвоили необходимость безпрекословного послушания своим хозяевам.]

3-го марта Исполком Петросовета постановил арестовать Династию Романовых, предложив Временному правительству провести этот арест совместно с Советом. ...В постановлении этом нашла отражение правильная оценка значения отдельных "Высочайших Особ" – в возможной политической игре монархистов – конституционных и самодержавных ...Правительство приняло предложение Исполкома ... Постановление Временного правительства состоялось вечером 5 марта, но самые аресты произведены были только 8 марта..."

[Вы понимаете, что каждый год отмечают люди 8-го марта?!! Эти люди вовлекаются в соучастие ритуального действа под названием “Свержение Богом установленной власти в России, в царстве богоизбранного русского народа”. Как бы не относились к этим праздникам празднующие их, но то что, им наплевать на историю своей страны, на трагедию, произошедшую в эти дни в далеком 1917 году, они Богу свидетельствуют однозначно. И для вразумления их Господь Бог попускает им скорби и болезни. Если происходит обострение старых болячек после "праздников" 23-го февраля и 8-го марта, то это верный признак любви Бога к неразумным любителям праздников на крови верных Царских холопов и имеет место Его настоятельная рекомендация прийти в разум Христов.]

"В настоящее время, – говорил, выступая 7 марта на заседании совета офицерских и солдатских депутатов в московском кинотеатре "Арс", А.Ф. Керенский, – со стороны старой Династии нам не грозит никакой опасности. Каждый из Них находится под неослабным надзором. ...Скоро Временное правительство сделает специальное заявление о Династии. Во всяком случае, заверяю вас, что аппарат Династии обезврежен. Династия будет поставлена в такие условия, что раз навсегда исчезнет из России. Создавайте новый народ и новую армию, а все, что оставалось позади, отдайте мне, министру юстиции, и Временному правительству". Произнеся это, Керенский бухнулся в обморок, придя в себя через минуту...

[Когда этот "герой" упал в обморок, то очам всех присутствующих стало видно, насколько неподъемную ношу как Керенский, так и жиды-каббалисты пытались и пытаются взвалить на свои хрупкие плечи. Ибо новый, ублюдочный народ, вместо великого богоизбранного Русского Народа, и новую, марионеточную армию в России, вместо Русской Армии с традициями Императора Петра Великого, Суворова, Ушакова, им создать никогда не удастся – кишка тонка.]

В ночь с 27-го на 28-е февраля Временный комитет Государственной думы постановил направить во все государственные учреждения своих комиссаров, отрешив от должности Царских министров. Аресты Царских высших должностных лиц шли всю ночь.

С утра 28 февраля, свидетельствовал Г.Г. Перетц, сановников "стали доставлять под усиленным конвоем в Таврический дворец.

б) Английский офицер крайне своеобразно приветствовал арестованное высшие военное командование Петрограда

Любопытнейшие подробности своего ареста, обстановки и главных действующих лиц переворота оставил в своих воспоминаниях, написанных в 1929 г. в Белграде, Петроградский градоначальник генерал А.П. Балк[28]. Вместе с ближайшими сотрудниками его арестовали днем 28 февраля в Адмиралтействе.

"Шум толпы во дворе, – вспоминал он, – топот многих ног по широким и отлогим лестницам и крики... ...Толпа ворвалась и заполнила всю комнату. Мы встали. Из толпы выделились три фигуры: прапорщик в стрелковой форме: пьяное, сизое, одутловатое лицо, весь в прыщах, глаза, заплывшие в жиру. В руках держал большой маузер, который он поочередно наводил в упор на наши физиономии. [Так боевой офицер, даже будучи пьяным, никогда делать не будет!] Одет был по форме во все новое походное снаряжение. [Очевидно, форму получил во время разграбления воинского склада!] Другой – совсем молоденький солдатишка, белый, с прекрасным нежным цветом лица, тоже одет хорошо, но не по форме. В расстегнутом пальто с красными погонами и выпушками. Был пьян. В руках держал обнаженную офицерскую шашку с анненковским темляком, страшно размахивал ею над нашими головами и по временам делал вид, что хочет заколоть нас. Кричал он больше всех и упивался ролью вождя восставшего народа. [Очень похоже, что оба эти "героя" просто переодетые гражданские! Наглость же "прапорщика" и этого "солдатика", проявляемая по отношению к генералам, указывает на их жидовского происхождение. Но даже жиду, человеку который всех презирает кроме себя, чтобы явиться арестовывать высшие военное командование города, необходимо было для смелости принять горячительного напитка.] Между этими двумя стояла все время меланхолично, совсем смирная с проседью баба. Была опоясана поверх длинного пальто шашкой на новом широком ремне. [Новый ремень так же указывает на армейский разграбленный склад!]

Пьяные солдатишка и прапорщик, вытаращив глаза, смотрели грозно на меня и не успели еще разинуть рты, как я громко, чтобы вся толпа услышала, сказал: "А вот я Градоначальник. Арестуйте меня и ведите в Думу", – и пошел вперед из комнаты. Мне дали дорогу, раздались крики радости, и вся толпа бросилась за мной. ...Я быстро спускался по лестницам. Все сослуживцы мои, не отставая, держались вместе. Генерал Хабалов в коридоре незаметно присоединился к нам. …

Мы завернули налево и здесь нас остановили. Стояло два громадных грузовика-платформы. "Влезайте". ...Шофер дал ход. Грузовик рванул и сразу налетел на чугунную тумбу, выворотил ее, но сам испортился, и, несмотря на все усилия рассвирепевшего шофера, не двигался с места.

В это время мимо Градоначальства из Гороховой улицы выскочил автомобиль и открыл стрельбу из пулемета. Окружавшую нас толпу охватила паника. Все бросились на землю и началась безпорядочная стрельба во все стороны. ...Я почувствовал струю теплого воздуха справа. "Господи, хоть бы скорей прикончили", – глубоко вздохнув, сказал полковник Левисон[29] и крепко прижался ко мне. Были слышны стоны, ругательства.

Стрельба продолжалась минуты две. Наконец, стреляющий автомобиль проскочил дальше. Толпа сейчас же успокоилась. ...

Я крикнул: "Ну, если нет автомобиля, ведите нас в Думу – пешим порядком". Я быстро пошел, желая избегнуть Невского, на Дворцовую площадь. Несколько вооруженных человек окружили нас, и мы вышли на поворот к Дворцовому мосту. Здесь на наше счастье наткнулись на автомобиль с частной публикой. Наши конвоиры, которых не особенно радовала перспектива идти пешком далекий путь, быстро высадили пассажиров и крикнули нам: "Живо садись!" ...Автомобиль облепили солдаты и частные лица. ...Все стреляли вверх, кричали "ура" и махали оружием над нашими головами. ...Выехали на Дворцовую набережную, почти пустынную, и пошли быстрым ходом мимо грандиозно-строгой линии дворцов. Вахтеры и дворники, молча и сочувственно, как мне казалось, смотрели на нас. Я почти каждый день ездил набережной, и они знали меня в лицо.

У Зимнего Дворца навстречу нам шли два английских офицера. Одного я знал хорошо в лицо, фамилию забыл, но фигуру его, необычно длинную и поджарую, знал каждый, кто бывал в "Астории". Так вот этот офицер своеобразно приветствовал нас. Он остановился, повернулся к нам лицом, засунул руки в карманы, и, пригибаясь назад во все свое длинное туловище, разразился громким хохотом, а потом что-то кричал и указывал на нас пальцем.

[Обратим внимание на то, что у беснующейся толпы с огромным процентом юношей «с крючковатыми носами и курчавыми волосами»[30] имеет место неудовлетворенная «жажда крови». И при виде офицеров и генералов Русской армии (идет война с внешним врагом!) у этой толпы сразу же появляется желание отблагодарить своих защитников «зверской расправой». Но «психоз» толпы не распространяется почему-то на английских офицеров, "союзники" спокойно гуляют около Зимнего Дворца в то время, как русских офицеров и генералов везут под конвоем. Младший по званию офицер "союзников" крайне неподобающе реагирует на арестованных знакомых генералов (градоначальника и командующего петроградским гарнизоном). И он ведет себя не как офицер цивилизованного, да еще и союзного государства. Попробуйте сами ответить на вопрос: почему имеют место эти “странности”? При этом уровень воспитанности данного английского офицера рассматривать не имеет смысла.

Безбожные историки с марксистко-ленинским мировоззрением, очевидно, ответят, что толпе было известно, что офицеры "союзников" с великой радостью откликнулись на призыв: “Пролетарии всех стран – соединяйтесь!” А вот отношение русских офицеров к этому призыву конвоиры не посчитали нужным даже спросить!]

У въезда в Государственную думу и за решеткой стояла плотная масса народа. ...Автомобиль ... остановился у главного входа в Думу, и мы без задержки быстро прошли внутрь, куда именно – не помню. Комната большая, заставленная столами, а за ними – победители – преимущественно еврейская молодежь.

Меня и генерала Казакова[31] отделили от наших спутников. Мою просьбу не разъединять нас – не уважили[32] и повели по длинному светлому коридору в так называемый Министерский павильон, а их – на второй этаж, где, как оказалось впоследствии, их постигла участь, несравненно лучше нашей. Конвой наш, 8 человек, состоял частью из солдат с винтовками, а частью из евреев-юношей, делающих революцию. Только что выпущенные из тюрем, они с особенным увлечением, вместе с солдатами, отбивали шаг по узким коридорам. Опоясанные патронными лентами, держа высоко в вытянутых руках револьверы самых ужасающих систем, они упивались своей великой исторической ролью идти во главе революции.

Итак, мы маршировали на славу".[33]

(Читаешь, и ловишь себя на мысли: где-то это уже было... Да это же Израильский полк, сформированный в 1786 г. Г.А. Потемкиным! Совпадение тем более замечательное, что именно для Великолепного князя Тавриды и был построен в Санкт-Петербурге дворец, занятый впоследствии Государственной думой.

"Потемкину, – писал в свое время историк Н.А. Энгельгардт, – пришла единственная в своем роде идея – сформировать полк из евреев, который и наименовать Израилевским конным…

Покамест представлялся Светлейшему один эскадрон будущего полка. В лапсердаках, со столь же длинными бородами и пейсами, сколь коротки были их стремена, скорченные от страха на седле, иудеи представляли разительную картину. В их маслиноподобных глазах читалась мучительная тревога, а длинные казацкие пики, которые они держали в тощих руках, колебались и безтолково качались, кивая желтыми значками в разные стороны. Однако батальонный командир, серьезнейший немец, употребивший немало трудов, чтобы обучить сколько-нибудь сынов Израиля искусству верховой езды и военным эволюциям, командовал, и все шло по уставу порядком.

Особенно хорош был батальон, когда поскакал в атаку. Комические фигуры, с развивавшимися пейсами и полами лапсердаков, терявшие стремя и пантофли и скакавшие с копьями наперевес... ...Кажется, этого только и добивался Светлейший. Он прекратил эволюции, поблагодарив батальонного командира"[34].

[Сергей Фомин в своей статье поместил несколько фотографий[35], которые иллюстрируют, чья это была Февральская революция. Под одной из них помещен такой текст. «Евреи празднуют "великую безкровную революцию". Февраль 1917 года. На транспаранте лозунги на иврите: “Да здравствует демократическая республика!”, “Да здравствует национальная автономия народов России!”, “Да здравствует народный социализм!”, “Да здравствует еврейская социалистическая партия!”» Под другой фотографией, на которой видна многочисленная колонна людей с транспарантами на иврите, пояснение: «Манифестация БУНД[36]а». Есть в статье и карикатуры того времени. На одной, написанной явно мастером кисти, читаем стишок:

Мы не связаны больше чертою.

Мы свободны на русской земле.

И теперь с чесноком колбасою

Торговать можем даже в кремле

Подпись под изображением довольно добродушного и радостного еврея с характерным крючковатым носом и с мешком за спиной: “Долой черту оседлости”. Ну, как не вспомнить "пророческие" слова отнюдь не благодушного американского еврея Шиффа, финансиста двух "русских" революций и террористических акций "русских" боевиков в России, сказанные им Витте еще в 1905 году: “Передайте Вашему Государю, что если еврейский народ не получит прав[37] добровольно, то таковые будут вырваны при помощи революции”[38].

[Здесь невозможно удержаться от “благородного” "негодования" по поводу черной неблагодарности Александра Шубина к Шиффу, который много потрудился в деле распространения всякой духовной заразы в России, в том числе и марксистко-ленинских идей социализма и коммунизма. Этот человек (Шубин) обвиняет всех, кто отдает должное заслугам Якова Шиффа со товарищами в деле разрушения мощной Российской Империи, мифотворцами[39]. Наследники дела Шиффа по установлению власти слуг сатаны над всем миром продолжают финансировать, все, что мешает прийти Русскому Народу в разум Христов, то есть и исторические изыскания Александра Шубина. А он, как партизан на допросе, молчит о заслугах Шиффа перед сатаной! Пишет какую-то ерунду (как учил "великий" Ленин о признаках революции), что, мол, в феврале 1917 года “низы не хотели так больше жить” (как? платить самые низкие налоги в мире?[40] без жида-талмудиста, а то и без жида-каббалиста на спине?), а “верхи уже не могли” (а может быть не хотели? Только не понятно что не могли или не хотели верхи? мешать изуверам уничтожать Великую Россию и богоизбранный Русский Народ?).]

в) Цареборческое беснование в феврале 1917 года – это результат экспорта в Россию духовной заразы

Митрополит Питирим (Окнов) был арестован в Александро-Невской Лавре. В первый же день революции, рассказывал впоследствии владыка товарищу обер-прокурора Св. Синода, «в мои покои ворвалась пьяная толпа солдат[41] и объявила, что должна обыскать мои помещения, чтобы удостовериться, нет ли там оружия. Это у митрополита-то! – сказал владыка улыбнувшись. – Повторяя заученные фразы, солдаты даже не разбирались в том, насколько задание было уместно в отношении митрополита, не могущего иметь в своих покоях никакого оружия.

[Но задание-то давали жиды-каббалисты, а вот у них-то в синагогах очень возможно помещение оружия. Вот что по этому поводу пишет генерал Филатов. «Год тому назад несколько общественных организаций обратились к Генпрокуратуре: слабо проверить подвалы синагог Москвы на предмет наличия оружия и взрывчатки; слабо посетить помещения синагог Москвы на предмет нахождения там офисов моссада[42] и казарм для личного состава бейтаров, классов, в которых они грызут динамит науки; слабо "погулять" по компьютерам, которые светятся в синагогах [Поклонка, Марьина роща]?

Кто-то скажет: ну и что?

Но как только пошел разговор о проверке синагог на предмет, указанный выше, в Москве, будто по команде, прекратились всякие террористические акты. Значит, обращение попало в "десятку"!

А Генпрокуратура?

А для Генпрокуратуры это – "слабо" оказалось.

Вольно или не вольно, но Генпрокуратура выступила пособником моссада и бейтаров, потому что, отказав провести мгновенную проверку синагог, она дала время торикам[43] [думается правильнее, жидам-каббалистам], моссаду, вывезти все из синагог и перепрятать в Подмосковьи генерала Громова и его жены Сары из Киева.

Как только операция "Перепрятка" будет закончена, произойдет вот что: раввины сами пригласят Генпрокуратуры и все еврейские СМИ в синагоги Москвы: вот здесь мы молимся, вот здесь хранится кашерное мясо, здесь складирована форма для раввинов во время службы…

После этого подадут в суд на всех – за клевету»[44].

Обыскав все помещение, перерыв все вещи и, может быть, унеся с собой какие-либо ценности, солдаты ушли, а на смену им вскоре пришли другие, с тем, чтобы арестовать меня и увезти, по приказу Керенского, в Думу. Меня грубо схватили, усадили в автомобиль и повезли по Невскому проспекту среди разъяренной толпы, готовой каждую минуту растерзать меня. Что я пережил, Одному только Богу известно... Толпа была так велика, что автомобиль едва двигался. Толпа бушевала, слышались выстрелы... В тот момент один из преступников вскочил на подножку автомобиля и, схватив меня за рукав рясы, силился вытащить меня из автомобиля. Между ним и сопровождавшим меня конвоем завязалась борьба, и неизвестно, чем бы она кончилась, если бы преступник не был сражен пулей, попавшей ему в рот, и замертво не свалился на мостовую. Шофер воспользовался минутным замешательством толпы и как стрела помчался вперед, сворачивая то вправо, то влево, пока не доставил меня в Думу. Там меня встретил Керенский». (Князь Н. Жевахов. Воспоминания. Т2. С. 98-99.)

[Безбожные историки в этом эпизоде увидят ненависть православного населения России к правящему архиерею Петрограда. А православный христианин, не имея звания доктора исторических наук, увидит в этом эпизоде то, что разъяренная толпа состояла или из жидов-христоборцев, или очень умело направлялась руками коноводов толпы, которые были из жидов-каббалистов. Можно, но с большим трудом, представить, что толпа состояла из русских, но из отпавших от Церкви Христовой отбросов богобоязненного Русского Народа. Но эти отбросы, потому и отбросы, что составляют мизер по сравнению с основной массой православных христиан России. Но то, что на подножку автомобиля прыгнул и схватил митрополита за рукав рясы жид-пархатый[45] это однозначно! Русский, даже отпавший от православия такое деяние никогда не совершит! Ибо совсем другой менталитет. Тем более в 1917 году, когда безбожников среди русских было крайне мало. О ненависти русского человека к православному архиерею в 1917 году может говорить только больной на голову или слуга сатаны, ибо ему солгать – это сатане угодить! И где здесь “низы не хотят, а верхи не могут”? Цареборческое беснование в феврале 1917 года – это результат экспорта в Россию духовной заразы, а не взрыв народного гнева на социальной почве!]

«Пришел Карташев, – фиксирует [масонка] З.Н. Гиппиус в дневниковой записи приход к ней 28 февраля будущего министра исповеданий Временного правительства, – ...и ...в экстазе:

– Сам видел, собственными глазами, Питиримку повезли! Питиримку взяли, и в Думу солдаты везут!

Это наш достойный митрополит, друг покойного Гриши»[46].

[В дневниках и воспоминаниях даже врагов Бога, Царя и Отечества можно прочитать много интересного.

Например, о настроениях в среде той части одурманенных народных масс, которая поддерживала большевиков, уже через 1,5 года после свержения Монархии в России нам сообщает масонка 3. Гиппиус. В ее «дневнике за 18 ноября 1918 года сохранилась следующая запись: “Сегодня в Петропавловской крепости И.И. Манухин (масон. – О.П.) при комиссаре-большевике Подвойском разговаривал с матросами и солдатами. Матрос прямо заявил:

– А мы уже Царя хотим.

– Матрос! – воскликнул бедный Ив. Ив. – Да вы за какой список голосовали?

– За четвертый (большевистский).

– Так как же?..

– А так. Надоело уже все это...

Солдат невинно подтвердил:

– Конечно, мы Царя хотим...”»[47]

Как тут не задать вопросы историкам, которые нам рассказывают байки о социальных причинах февральского цареборческого беснования и о народном гневе, направленном против Царя:

1. За 1,5 года свободы от Бога и Царя социальные проблемы решились или обострились?

2. Что это: гнев народный на Самодержавие и Царскую власть прошел или пелена, накинутая на глаза русского народа жидами-каббалистами и их приспешниками, благодаря разрушительной и человеконенавистнической деятельности слуг сатаны спала и народ в разум Христов стал приходить?

3. А не еще ли начавшиеся только разруха и гнет "освободителей" от "оков царизма" (а толи еще будет!) показали несравненную благостность Богом установленной Царской власти?

Или другой пример. Подружка масона Карташева в своих воспоминаниях несколькими словами дает исчерпывающую характеристику духовного развития этого человека. А ведь очень многие из среды священства Московской патриархии с пиететом относятся и к самому масону Карташеву, и к его “Очеркам по истории Русской Церкви” в двух томах. Например, преподаватель Питерской духовной семинарии, который семинаристам не благословляет даже в руки брать книгу Мультатули “Екатеринбургское злодеяние 1918 года”, считает труд масона Карташева лучшей книгой по истории Русской Церкви. Понятно, что духовноповрежденный автор, никак не может изложить истинную историю Церкви, которая развивается исключительно по духовным законам. А потому, вспомнив русскую пословицу: скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты, поймем, кем является этот известный протоиерей, и соответственным образом отнесемся к его "благословениям"!

Кстати, святейший патриарх Московский 22 апреля 2006 года написал П.В. Мультатули такие слова: «Уважаемый Петр Валентинович! Благодарю Вас за Вашу книгу под названием “СВИДЕТЕЛЬСТВУЯ О ХРИСТЕ ДО СМЕРТИ… Екатеринбургское злодеяние 1918 года: новое исследование” …»[48].

Короче, думайте сами, решайте сами, ибо самим придется отвечать на Страшном Суде, каким историкам верили и чьими благословениями руководствовались!]

«Вчера, – записал 1 марта 1917 года в свой дневник масон Д.В. Философов, – Карташев сам видел, как взяли Питирима в автомобиле, а через полчаса баба какая-то ему подробно рассказала, как "владыку везли на простых дровнях". Сегодня на кухне "знакомая женщина" рассказывала Аксюше, что Царицу арестовали вместе с Питиримом в бане (сиц!)».

Так рождались самые невероятные слухи, прикрывавшие реальные, но гораздо более страшные вещи...

[А потом "профессиональные историки" на основании свидетельств современников делают глубокомысленные заключения и обобщения о произошедших событиях и о причинах, их породивших. А страшные вещи, которые реально происходили, и причины, их породившие, объявляют мифами! Не так ли, г. Александр Шубин и иже с ним?]

«Молодой чиновничек, – читаем в воспоминаниях одного земца, – рассказал, как вчера при нем привели в Думу митрополита Питирима. Он вошел вот в этот самый зал в одежде епископа, в белом клобуке, бледный... "Распутин! Распутин!" – стали кричать ему все присутствовавшие.

– Почему же об аресте Питирима в "Известиях" ничего не писали?

– Боятся, что еще народ верит в сан Питирима».

[Вот вам и подтверждение, что пулю в рот на пути митрополита Питирима в Таврический дворец словил не русский человек, а жид-христоборец, потому как, жид не верит в святость сана епископа Православной Церкви.]

Владыка был доставлен в Министерский павильон. Судя по составленному задним числом официальному документу, митрополита Питирима встретил в Таврическом дворце друг Керенского масон В.М. Вершинин, который-де «объяснил митрополиту, что распоряжения об его аресте Временным комитетом дано не было и что Временным комитетом ему будет немедленно предоставлена, если он пожелает, возможность безопасно вернуться в свою обитель. Митрополит сперва пожелал остаться в Таврическом дворце...»

Комендант Таврического дворца Перетц, не без язвительности писал о том, как митрополит, «сидя у дверей, в полубезсознательном состоянии, благословлял всех своих знакомых, которых следом за ним под конвоем доставляли в Министерский павильон. Тут сказался в нем ярый реакционер. Рука его не поднималась для благословения граждан Новой России; он благословлял только старых ее тиранов, своих соратников на поприще деспотизма и безправия»[49].

[Можно отметить, что даже сознательные слуги сатаны могут, сами того не понимая, свидетельствовать о подвижнической деятельности угодника Божьего. Митрополит, находясь под арестом, продолжал выполнять свой долг архипастыря и поддерживал своих соратников на поприще верного служения Богу, Царю и Отечеству. А благословение епископа, да еще ревнующего выполнять волю Бога, имеет колоссальную силу! И в связи с этим, совсем не случайно поведение генерала А.П. Балка.]

«При входе в павильон, – писал генерал А.П. Балк, – у дверей сидел на стуле в коридоре бледный, изнеможенный, в белом клобуке и панагии Петроградский митрополит Питирим. Я неожиданно остановился против него и громко сказал: "Владыко, благословите меня". Еврейская молодежь, занятая маршировкой, не ожидала этого, изумленно поводила глазами. Один из них продолжал держать револьвер в вытянутой вверх руке. Митрополит благословил меня и генерала Казакова». [Очень вероятно, что именно благословение митрополита Питирима и уберегло генерала во время гражданской войны, позволило пережить 2-ую мировую войну в Югославии и умереть в Бразилии своей смертью, перешагнув 90-летний рубеж.]

…Одним из тех, кто проводил "беседу" [с митрополитом Питиримом] был депутат 4 Государственной думы (фракция центра) священник Симеон Крылов. Сей священнослужитель из Самарской губернии входил в состав думской Комиссии по делам Православной Церкви; был известен своими выступлениями о "темных силах". После переворота он наряду с некоторыми другими депутатами ведал приемом и размещением арестованных. Именно о. Симеон добился того, чтобы митрополита Питирима поместили в переднюю комнату Министерского павильона, а потом в ходе "беседы" с Владыкой «сумел добиться от него заявления об отставке».

На имя председателя Государственной думы М.В. Родзянко Владыка передал следующее заявление: «Настоящее мое высокое в церковной иерархии положение меня всегда тяготило, а потому охотно желаю уйти на покой и поселиться или в монастыре, или в частном помещении, вблизи храма Божия, и пользоваться врачебной помощью. Непременное желание мое также, чтобы мне иметь при себе людей по моему выбору, которые покоили бы мою старость. Митрополит Питирим. 1917 г. Февр. 28».

По сообщениям газет это выглядело так: «Св. Синод определил назначить уволенному на покой митрополиту Питириму местожительством незначительный мужской монастырь на горе Бештау близ Пятигорска».

Для сравнения приведем историю с другим арестантом временщиков – [тоже членом Синода] протопресвитером военного и морского духовенства Российской Империи Георгием Шавельским (1871-1951), того самого, о котором Император в Своем письме из Ставки от 6 апреля 1916 г. сообщал Государыне: «Не чувствую себя в настроении исповедоваться у Шавельского, потому что боюсь, чтоб оно не принесло вместо мира и спокойствия душе обратного!» Характерно также в связи с этим отношение о. Георгия к Царю сразу же после февральского переворота 1917 г.[50]

К доставленному 9 марта под конвоем в Министерский павильон о. Георгию сразу же «были допущены некоторые священники, члены Государственной думы; с ними он имел продолжительную беседу, результатом которой было освобождение на другой день из-под ареста»[51].

«Я должен покаяться, – писал Дворцовый комендант генерал В.Н. Воейков, – в своей непростительной ошибке, за которую мне пришлось услышать немало упреков: когда скончался предшественник Шавельского – протопресвитер Е.П. Аквилонов, по уму, благородству и порядочности представлявший из себя личность выдающуюся, я принял на себя грех рекомендовать на такую высокую должность Г.И. Шавельского. К сожалению, последний не оправдал возлагавшихся на него со стороны "несознательных" элементов паствы надежд, но зато в тот день был успешно поддержан "сознательными" элементами из числа духовных лиц, заседавших в Государственной думе, благодаря ходатайству которых и был очень скоро освобожден».[52] По воспоминаниям о. Всеволода Шпиллера, в Болгарии (т.е. уже в эмиграции) о. Георгий Шавельский усердно посещал заседания масонской ложи...

Устроителями "русских" революций как 1905, так и 1917 годов является одна и та же сила – мировая закулиса, а потому и внешние проявления, и духовная суть происходивших событий в ходи этих революций одна и та же. Вот что писал о революции 1905 года о. Сергий Булгаков.

«“Все украсилось красными лоскутами в петлицах, – вспоминал он про 17 октября 1905 г., – и я тогда надел на себя красную розетку, причем, делая это, я чувствовал, что совершаю какой-то мистический акт, принимаю род посвящения. На площади я почувствовал совершенно явственно веяние антихристова духа: речи ораторов, революционная наглость, которая бросилась прежде всего срывать гербы и флаги, словом что-то чужое, холодное и смертоносное так оледенило мне сердце, что, придя домой, я бросил свою красную розетку в ватер-клозет.

[Вы чувствуете, на сколько не выносимы для слуг сатаны символы принадлежности русского народа к Богу и Царю: гербы (двуглавый орел) и флаги![53] А потому так важно понимать, что они являются святынями, своеобразными иконами мировоззрения обоженого православного русского человека, человека, который после окончания своей земной жизни становится Сыном Божиим по благодати и Отец наш Небесный помещает Его в Свое Царство Небесное. И отношение к Российским Гербу и Флагам должно быть такое же, как к иконам. Ибо они, как и чудотворные иконы, оказывают реальную помощь в борьбе с врагами России, видимыми и невидимыми, и дают реальную силу всем, кто под Российскими Гербом и Флагом служит Богу, Царю и Отечеству.]

А в Евангелии, которое открыл для священногадания [лучше было бы сказать, “для того, чтобы увидеть происходящие события через слово Священного Писания, открыл Евангелие и прочитал в открывшемся месте”], прочел: сей род (какой род, я тогда еще не умел распознать) изгоняется молитвой и постом”[54]. К этому отрывку следует присовокупить картину И.Е. Репина "17-е октября" (1907-1911), содержание которой В.В. Розанов в своей статье 1913 г. определил просто и точно: “Жидовство, сумасшествие, энтузиазм и святая чистота русских мальчиков и девочек – вот что сплело нашу революцию, понесшую красные знамена по Невскому на другой день по объявлении манифеста 17 октября...”[55] Что касается "купленности" толпы, то в последнее время тому появилось немало весомых доказательств (причем речь идет отнюдь не о "немецком золоте")[56].

Г). Керенские держатся лишь малодушием и трусостью окружающих[57]

При арестах люди вели себя по-разному.

Это только в первое время "победителям" было возможно писать, например, такое: «Дрожащие, с отвисшими губами, с помутившимися глазами сидели представители старого строя»[58].

Даже Керенский вынужден был отметить, что многие, в том числе Щегловитов[59], Макаров[60] и Барк, выказали "огромное мужество и достоинство".

«В Петербурге хоронили одну из очередных жертв подпольных убийств, – вспоминал очевидец эпизод из дореволюционного прошлого. – За гробом шел Макаров вместе со своей супругой. К нему подошел один мой знакомый и высказал совет поберечься, быть более осторожным, так как время было тогда уже очень тревожное. Ответила за мужа госпожа Макарова: "И муж мой, и я, – сказала эта доблестная русская женщина, – вполне подготовились к тому, что, рано или поздно, ему придется погибнуть такой же смертью, как и почти все его предшественники. Такую смерть за Царя и Россию мы готовы встретить как особую честь. Избегнуть этой участи мужу, при его убеждениях, почти невозможно, а потому мы полагаемся на Волю Божию и считаем, что, какие бы меры предосторожности ни принимать, все равно революционерам удастся найти способ его подстеречь»[61].

«Много геройства, – свидетельствовал кн. Н.Д. Жевахов, – проявил Петроградский полицмейстер генерал Григорьев, который на сделанное ему часовым замечание, так распек этого солдата, что тот схватился за ружье с намерением выстрелить... На крик прибежал Керенский, на которого генерал Григорьев, не учитывая возможных последствий, также порядком накричал, указывая на распущенность солдата... Однако раздражение генерала только смирило Керенского, который ограничился лишь призывом к порядку. “Скоты, мало им арестовать человека; еще издеваются над ним!”[62] – пронеслось вслед уходившим; однако как Керенский, так и его свита должны были сделать вид, что не слышат этих слов генерала Григорьева. А задевший генерала часовой стал проявлять двойную почтительность. Генерал Григорьев был прямым, честным, смелым и преданным Царю служакой, и запугать его было трудно. “Будь все такими, – подумал я, – революция бы не удалась. Керенские держатся лишь малодушием и трусостью окружающих”»[63].

«Но особенное впечатление, – писал тот же мемуарист, – произвел на меня военный министр генерал Беляев[64]. [...] Он держал себя с чувством оскорбленного достоинства, чего и не скрывал от тех, кто прислуживал ему, стараясь заручиться его вниманием. Он сурово отклонял всякие попытки жидков вступить с ним в разговоры, и на его лице было написано такое отвращение ко всему происходившему, такая горечь оскорбления, нанесенного ему самим фактом его ареста, что вертевшиеся перед ним жидки видели в нем не заключенного, а министра, который был и остался министром»[65]. [Но этот министр очень плохо справился со своими обязанностями военного министра, который, только следуя букве своей присяги, легко мог пресечь цареборческое беснование в Петрограде!

Надо думать, что этот генерал, в руках которого была жизнь всей этой революционного сброда, отдай он сразу и категорично приказ стрелять в него, не жалея патронов, скорбел о своей проявленной жалости к жизням безумного пушечного мяса (как юношей «с крючковатыми носами и курчавыми волосами»[66], так и русской «одураченной зеленой молодежи»[67]). При этом он, скорее всего, осознал всю катастрофичность свой проявленной гуманности к врагам Царского Престола. Последуй он жестким требованиям своего долга, закрепленного присягой, и не было бы всего этого кошмара. Он, очевидно, понял ошибочность распространенного мудрования, что служить России и ее народу возможно без верности Царю.]

Керенский был вынужден отметить, что Щегловитов «сохранял спокойствие». Весьма характерен и решительный отказ последнего, когда еще 27 февраля, сразу же после ареста, Керенский пытался его искушать: «убедить, если он сколько-нибудь любит свою страну и хочет искупить прошлое или хоть как-то послужить России, связаться по телефону с Царским Селом, с кем угодно [с Государыней, конечно – С.Фомин], объяснив властям безсмысленность всякого сопротивления и посоветовав сдаться на милость народа»[68].

Личных друзей Императрицы А.А. Вырубову, Ю.А. Ден арестовывал сам Керенский. Произошло это в Александровском Дворце Царского Села 21 марта 1917 г.

“Лили, – сказала Государыня Ден, прощаясь, – страдая, мы очищаемся для Небес. Прощаемся мы не навсегда. Мы встретимся в ином мире”[69]. “Там и в Боге мы всегда вместе!”[70] – сказала Императрица Вырубовой, обнявшись и обменявшись кольцами. Даже тяжелая болезнь Вырубовой (корь) не остановила министра юстиции. "Я была настолько слаба, – писала впоследствии Анна Александровна, – что меня почти на руках снесли к мотору. День был пасмурный и холодный; у меня кружилась голова от слабости и волнения. Через несколько минут мы очутились в Царском павильоне, в комнате, где я так часто встречала Их Величества. Нас ожидал министерский поезд – поезд Керенского. У дверей купе встали часовые.

[...] Влетел Керенский с каким-то солдатом и крикнул на меня и на мою подругу, чтобы мы назвали свои фамилии. Лили не сразу к нему повернулась. “Отвечайте, когда я с вами говорю”, – закричал он. Мы в недоумении на него смотрели. “Ну что, вы довольны теперь?” – спросил Керенский солдата, когда мы наконец назвали наши фамилии". "Неожиданно до меня дошло, – излагает тот же эпизод в своих мемуарах Ю.А. Ден, – что кто-то кричит и стучит по полу палкой. Я отпрянула от окна, чтобы узнать, в чем дело, и тут увидела Керенского, злобно уставившегося на меня. – Послушайте, Вы! Почему не отвечаете, когда с Вами разговаривают? – неистовствовал он. Я взглянула на него, не говоря ни слова. Никто еще не обращался со мной таким образом! Женщина я высокая; возможно, мой рост (я смотрела на него сверху вниз) и невысказанное презрение заставили его поубавить тон. – Просто я хотел уведомить Вас о том, что я везу Вас в дом предварительного заключения при Дворце правосудия, – продолжал Керенский. – Оттуда Вас переведут в другое здание, – многозначительно добавил он, – где Вы и останетесь. Я по-прежнему смотрела на него как на пустое место, и он ретировался в свое купе.

[Историк г. Александр Шубин этот эпизод, наверное, объяснит обострением классовой борьбы: солдат воспылал лютой ненавистью к женщинам из "класса эксплуататоров", а бедный адвокат Керенский взялся помочь решить проблему этой солдатской ненависти заключением этих "эксплуататоров" при Дворце правосудия с тем, чтобы перевести их позднее в другое здание, более изолированное место от солдатской ненависти, но намного ближе к ненависти жидов-каббалистов, – в Петропавловскую крепость, где при "царизме" сидели особо опасные государственные преступники. Интересно отметить, что в очередном воспоминании показана шакалья сущность выразителя "народного" гнева и надежд, "героя" февраля 1917 года, халифа на час, бездарной марионетки в руках мировой закулисы.

О гневе и надеждах какого народа идет речь нам указывает Г. Явлинский в “Известиях” от 23 января 2007 года: “Главное, с чего надо начинать, – это сказать, кто мы такие. Сказать, что мы – наследники февраля 1917 года... Мы – правопреемники России, долго неуклонно двигавшиеся к демократии”. К саморазоблачениям Г. Явлинского, ярко выраженного слуги жидов-каббалистов и представителя народа «с крючковатыми носами и курчавыми волосами»[71], необходимо только добавить уточнение: не все евреи имеют человеконенавистническое мировоззрение и не все евреи желают быть пушечным мясом в реализации утопических мечтаний жидов-каббалистов о их мировом господстве.]

На следующий день, пишет Анна Александровна, «около трех часов вошел полковник Перетц и вооруженные юнкера и меня повели. Обнявшись, мы расстались с Лили». Ден запомнился один из пришедших офицеров. Было видно, как он растерялся, увидев в руках у Вырубовой костыли. По писаниям газетчиков и расхожим рассказам он представлял ее совершенно иной. «Перед ним стояла мнимая Распутинская сообщница – крохотное дрожащее существо с миловидным лицом и жалобным детским голоском. Офицер глазам своим не верил. “Так вы хотите сказать, что Вы инвалид?” – неуверенно проговорил он».

22 марта, вспоминал Г.Г. Перетц, «утром от секретаря министра юстиции была получена телефонограмма с требованием выслать в здание министерства автомобиль с самым надежным караулом. Я сам поехал, взяв с собой юнкеров Владимирского училища [по свидетельству А.А. Вырубовой, юнкера сплошь были евреями.] Мне было поручено с Вырубовой заехать в Таврический дворец, захватить там Е. Сухомлинову[72] и обеих отвезти в Петропавловскую крепость, где заключить в Трубецкой бастион».

«Перетц, – читаем в воспоминаниях А.А. Вырубовой, – приказал мне сесть в мотор; сел сам, вооруженные юнкера сели с ним, и всю дорогу нагло глумились надо мной. Было очень трудно сохранить спокойствие и хладнокровие, но я старалась не слушать. “Вам с вашим Гришкой надо бы поставить памятник, что помогли совершиться революции!" Я перекрестилась, проезжая мимо церкви. “Нечего вам креститься, – сказал он, ухмыляясь, – лучше молились бы за несчастных жертв революции”... Куда везут меня? – думала я.

“Вот, всю ночь мы думали, где бы вам найти лучшее помещение, – продолжал полковник, – и решили, что Трубецкой бастион самое подходящее!” «Хорошо, что в крепость, почему-то подумала я; мне не хотелось быть арестованной в Думе, где находились все враги Их Величеств».

После нескольких фраз он крикнул на меня: “Почему вы ничего не отвечаете?” – “Мне вам нечего отвечать”, – сказала я. Тогда он набросился на Их Величества, обзывая Их разными оскорбительными именами, и прибавил, что, вероятно, у Них сейчас "истерика" после всего случившегося. Я больше молчать не могла и сказала: “Если бы вы знали, с каким достоинством Они переносят все то, что случилось, вы бы не смели так говорить, а преклонились бы перед Ними”. Перетц замолчал. [Даже у такого полковника, "героя" февраля, шевельнулось в душе что-то похожее на совесть, и он заткнул свой фонтан красноречия духовного и умственного инвалида.]

«Она, – читаем в мемуарах этого "героя", – стала говорить о болезни Детей Царицы, о своей болезни (у нее была корь), о настроении в Александровском дворце, причем сказала буквально следующее: “Они там все совершенно спокойны. Всегда спокоен, кто никому зла не делал, а Они никому зла не желали!”»

Оставшейся после увоза А.А. Вырубовой в Министерстве юстиции и вскоре выпущенной на свободу Ю.А. Ден А.Ф. Керенский совершенно откровенно "зловеще и многозначительно" дал понять, в чем ее вина: «Вы знаете слишком много. С самого начала революции Вы неизменно находились в обществе Императрицы. Если захотите, то сможете совершенно иначе осветить недавние события, относительно которых мы придерживаемся иного мнения. Вы опасны». (Ден Ю. Подлинная Царица. С. 189.)

[А вот г. Александра Шубина Керенский не арестовал бы, ибо его "исторические" изыскания абсолютно не опасны для мировой закулисы, ибо он продолжает дело разрушителей Российской Империи, освещая события и их причины февраля 1917 года в свете затемнения роли слуг сатаны в гибели сильнейшего государства в мире.]

«Наступило 28 февраля, – вспоминал товарищ обер-прокурора Синода князь Н.Д. Жевахов. – Кабинет почти в полном составе был уже арестован. Председатель Совета министров, министры, их товарищи, начальники отдельных частей, командующий Петроградским военным округом, градоначальник и многие другие после ареста были увезены в Министерский павильон Государственной думы, где содержались под стражей... Не значились в списке, опубликованном в "Известиях солдатских и рабочих депутатов", лишь министр земледелия А.А. Риттих, Государственный секретарь С.Е. Крыжановский[73] и обер-прокурор Св. Синода Н.П. Раев»[74]. Арест министра путей сообщения Э.Б. Кригера-Войновского носил, по его собственным словам, "чисто формальный характер". Когда 2 марта его все же доставили в Думу, то через полчаса ему за всеми надлежащими подписями и печатями вручили «две бумажки, из которых одна давала мне право входа и выхода из Государственной думы, а другая предписывала всем местам и учреждениям оказывать мне содействие и защиту».

Не арестовывали и министра иностранных дел Н.Н. Покровского. Он не только продолжал жить на своей казенной квартире, но и вести текущие дела министерства! Более того, именно он еще 28 февраля «сообщил английскому, французскому и итальянскому послам, что революция – свершившийся факт и что у правительства нет войска для ее подавления». В результате, по сообщению прессы, уже 1 марта (т. е. еще до акта отречения) официальными дипломатическими представителями "союзников" М.В. Родзянко было объявлено, что «правительства Франции и Англии вступают в деловые отношения с Временным исполнительным комитетом Государственной думы, выразителем истинной воли народа и единственным законным временным правительством России»[75].

[Александр Шубин в этом "удивительном" факте увидит, естественно, интернациональную поддержку "русской" революции братским английским и французским пролетариатом. Правда этим братьям пришлось задействовать буржуазные каналы связи, но что не сделаешь ради отклика на призыв мировой закулисы: Пролетарии всех стран – соединяйтесь!]

Несомненно, со стороны Покровского это был акт прямой измены. И он был не случаен. Н.Н. Берберова в своей знаменитой книге относит его к так называемому "второму слою", особенно разросшемуся во времена "Прогрессивного блока". «Возможно, что кто-нибудь из этого "второго слоя", в эти последние месяцы перед Февралем, был уже кандидатом в ложи, об этом в архивах следов нет». Это были люди, «не посвященные в тайны, но знавшие о тайнах, молчавшие о них, создававшие некую невидимую, но ощутимую защиту доверия и дружбы. Некий сочувствующий "арьергард". Эти люди были "правее центра", какая-то сила удерживала их от вхождения в тайное общество. ... Для истории психология этих людей не столь важна, важны их имена и места, на которых многих из них застал долгожданный и все-таки неожиданный Февраль»[76].

Одним из таких людей был Н.Н. Покровский, последний министр иностранных дел Российской Империи (с ноября 1916 года), изменивший своему Государю, достойный презрения потомков...