5. Царь Николай Второй глубоко сознавал лежавшую на Нем ответственность, обладал сильно развитым чувством долга

5.4. Патриотический подъем русского народа подавил первую антирусскую революцию

5.4.3. Сатана раздул в России безверие и разврат чрез злонамеренных писателей и учителей

«Государь ясно видел, что в обществе идет борьба между коренными русскими людьми и разрушителями, прикрывавшимися лозунгами прогресса и социальной справедливости. Эта борьба шла во всех классах и сословиях, но особенно драматично протекала среди правящего слоя и интеллигенции, где крамола приобрела неистребимый характер»[1].

А). И синод, и либерально-масонская часть Царства требуют ограничить власть Царя-Богопомазанника![2]

а) Святой Иоанн Кронштадтский не устает раскрывать антирусскую, антиправославную суть революции

Огромную духовную поддержку Царю оказывает святой Иоанн Кронштадтский, который не устает наставлять русских людей, раскрывая перед ними антирусскую, антиправославную суть революции.

[«Что творится в России в настоящее время: повсюду забастовки учащихся и рабочего в разных учреждениях люда; шум партий, имеющих целью ниспровергнуть настоящий, установленный Богом монархический строй, повсюдное распространение дерзких безумных прокламаций, неуважение к авторитету власти, Богом поставленной, ибо несть власть, аще не от Бога, сущия же власти от Бога учинены суть, по Апостолу (Рим. 13,1); дети и юноши вообразили сами себя начальниками вершителями своей судьбы; браки потеряли для многих всякое значение, и разводы по прихоти умножились до безконечности…»

Святой Иоанн напоминает, что за отпадение от православной веры, например, в ересь папизма или цареборчество, «Тот же Господь, Которого мы исповедуем, [еще] в Ветхом Завете определил смертную казнь отвергшимся закона Моисеева [и учения Христова для новозаветного народа Божьего] (Евр. 10,28)»[3]. А потому и предсказал истребление, последовавшее после февраля 1917 года, всех соучастников борьбы против Царской власти и среди кривоверного священства, и среди дворянства, и среди интеллигенции, и среди военных, и среди рабочих и крестьян.]

«В последнее время, – говорил святой, – Русское Царство сделалось царством неслыханных и нечаянных ужасов – мятеж крамольников опустошает Русскую землю, и “злодеи угрожают превратить престолы сильных” (Прем. Сол. 5,24), и на место их хотят воссесть сами... [и тем совершить мерзость запустения, реченную через пророка Даниила, стоящую на святом месте, – читающий да разумеет (Мф. 24,15).]

Что же было бы с Россией, если бы эти "самодержцы" воцарились в России?

Не забудьте, что этими "самодержцами" стали бы и инородцы, и иноверцы, враги России и веры Православной, которые намереваются лишить церкви исконного благолепия, небоподобного Богослужения, лишить их имуществ и свободы, и совсем закабалить и русских и веру их, а свои "веры" сделать господствующими...».[4]

[Жизнь показала, что властолюбивое "православное" священство, изменив по указу св… синода[5] от 7-го марта 1917 года многовековые богослужебные тексты, стало возносить молитвы в соответствующих местах не за Царя-Богопомазанника, не за Воплощенное Имя Божие, не за Избранника Божьего, а за служителей сатаны (во время всех богослужений в местах, где поминался Царь-Богопомазанник, стали возносить молитвы за жидомасонское Временное правительство)[6]. А когда избрали вместо Богопомазанника патриарха, то на всех богослужениях стали возносить молитвы за этого избранника человеков[7], а не за Воплощенное Имя Божие. То есть после 7-го марта 1917 года до сего времени на святом Царском месте во время всех богослужений помещалось или жидомасонское Временное правительство, или один из избранников человеков.

А от этого "подвига" Господь давно удерживал священство, обещая им: Я пошлю на вас проклятие и прокляну ваши благословения, и уже проклинаю, и помет раскидаю на лица ваши, помет праздничных жертв ваших, и выбросят вас вместе с ним – с пометом (Мал. 2,2-3). Если кто не знает, что такое помет, или себе не верит, то посмотрите толковый словарь[8]. А потом вспомните о том, что делали большевики со служителями культа[9]. Причем они действительно стали не священнослужителями, а служителями культа. Ибо уста священника должны хранить ведение – знание о жизненной необходимости молитв за Царя-Богопомазанника так, как невозможно христианам иметь Церковь, но не иметь Царя![10] И закона ищут от уст его (священника), потому что он вестник Господа Саваофа. Но они уклонились от пути сего, для многих послужили соблазном в законе, разрушили завет Левия, говорит Господь Саваоф (Мал. 2,7-8).

Святой Иоанн Кронштадтский говорил в своих пламенных речах: «Царство русское колеблется, шатается, близко к падению. От чего же столь великое, бывшее столь твердым, могущественным и славным прежде Царство Русское ныне так разслабло, обезсилило, уничижилось, всколебалось? Оттого, что оно сошло с твердой и непоколебимой основы истинной веры [ – от учения Церкви Христовой о Царской власти!], и в большинстве интеллигенции отпало от Бога [и от Царя – Помазанника Его], Который Один есть непоколебимая во веки вечная держава, Коим твердо держатся в дивной гармонии небо и земля – столько веков. Вот от чего Царство наше колеблется...»[11]]

Святой Иоанн объяснял русским действительные корни революции. «“Откуда, – спрашивал он, – эта анархия, эта революция, этот социализм, эта нелепая коммуна, эти забастовки, разбои, убийства, хищения, эта общественная безнравственность, этот царящий разврат, это огульное пьянство?” – и отвечал: “От неверия, от безбожия”. …

Как хитер и лукав сатана! Чтобы погубить Россию, он раздул в ней безверие и разврат чрез злонамеренных писателей и учителей, чрез русские средние и высшие школы и чрез так называемую интеллигенцию. На почве безверия, слабодушия, малодушия и безнравственности совершается распадение государства. Без насаждения веры и страха Божия в населении России она не может устоять. Скорее с покаянием к Богу! Скорее к твердому и непоколебимому пристанищу веры и Церкви!”»[12]

«Везде грабежи, поджоги, убийства верных слуг Церкви и Царя; убить человека теперь ничего не стоит! Не в последние ли времена мы живем перед концом мира?.. По-видимому, в последние. Какая везде скорбь, какие болезни, неурожаи, а за что все это? За наши беззакония, которым нет числа; пора опомниться и перестать творить их! Скоро война опять будет, – избави нас, Господи, от всего! Скоро придет и антихрист. Сколько теперь врагов у нашего Отечества! Наши враги, вы знаете, кто: евреи... Да прекратит наши бедствия Господь, по великой милости Своей!»[13]

[Евреи, а точнее – жиды-каббалисты[14], потому, что это они не просто христоборцы, но они еще и ярко выраженные цареборцы, они ниспровергатели всех престолов. Это жиды-каббалисты очень хотели разжечь пламя мировой революции, стереть все границы и установить в конечном счете власть сатаны во всем мире. Каббалисты не только, как жиды-талмудисты, отвергают Дух Христов – дух любви и законопослушания, но они несут дух сатаны – дух ненависти и разрушения гораздо в огромнейших масштабах. Жиды-каббалисты шагнули в человеконенавистническом мировоззрении гораздо дальше жидов-талмудистов, отбросив, как мишуру, все правила человеческого общежития не только по отношению к другим народам, но даже и по отношению к самим евреям.]

Святой Иоанн Кронштадтский грозно предупреждает своих соотечественников о трагической судьбе России, если она не сможет вернуться на свои традиционные устои [– к Самодержавной и Единодержавной Монархии]: «Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет, – говорит Господь, – и всякий город и дом, разделившийся сам в себе, не устоит (Мф. 12, 25). Если в России так пойдут дела, и безбожники и анархисты-безумцы не будут подвержены праведной каре закона, и если Россия не очистится от множества плевел, то она опустеет, как древние царства и города, стертые правосудием Божиим с лица земли за свое безбожие [которое проявляется в борьбе с Царской властью, в борьбе с Царем-Богопомазанником] и за свои беззакония (Вавилонское, Ассирийское, Египетское, Греческо-Македонское)»[15].

[Эту цитату любят приводить цареборцы, которые влагают в уста праведного Иоанна Кронштадтского обличение, якобы, Царя Николая Второго в нежелании применить «праведную кару закона» против безбожников и анархистов-безумцев. Это очень напоминает "изобретение" Огнедышащего, студента из евреев: «использовать веру в Царя и Бога для революции»[16]. Здесь же духовно поврежденные цареборчеством "изобрели" Иоанна Кронштадтского – защитника Монархии и Императоров Александра Третьего и Николая Второго – выдать за обличителя царизма. На самом же деле, святой Иоанн Кронштадтский обличает не Царя Николая Второго и не царизм, а неверных Царских слуг – Государственный аппарат в отсутствии страха Божьего, в безбожии, в беззубости, в неспособности защитить ни Царя, ни народ, ни самих себя от врагов Бога, Царя и Отечества. Именно к Государственному аппарату относятся слова Императора Николая Второго: «Вокруг измена и трусость и обман»!]

б) Царь Николай предрек: “Скоро, скоро возсияет солнце правды над землею Русской и тогда все сомнения исчезнут”

Но, несмотря на пророческие предупреждения духовных вождей России, смута в русском обществе, источником которой были интеллигенция, лишенная национального сознания [и православного мировоззрения], и некоторая часть правящего класса [возмечтавшая украсть Царскую власть], не прекращалась. Царь внимательно следит за настроением в обществе. Он пользуется всеми возможными случаями, чтобы поддержать верных Ему русских людей.

[Священство, «во главе с митрополитом С.-Петербургским Антонием, выдвинули проект преобразований для установления большей независимости Церкви от государства.

[Церковь в Царстве под державной рукой Царя – Помазанника Божьего не зависит от Царства, ибо это единый Церковно-государственный организм. Разве зависит правая рука от левой? Но и Священство, и Царство находятся под властью Царя. А потому Великим Постом уже в 1905 году часть духовноповрежденного священства во главе с митрополитом Антонием захотело сбросить со своих плеч иго Царской власти, то иго, о котором сказано: иго Мое благо, и бремя Мое легко (Мф. 11,30), ибо Царь – это Воплощенное Имя Божие, это Христос Господень!]

17 марта в “Церковном Вестнике” появилась записка группы 32 столичных священников. “Только свободно самоуправляющаяся Церковь”, – говорилось в ней – “может обладать голосом, от которого горели бы сердца человеческие”. Записка кончалась требованием созыва поместного собора русской Церкви. Обер-прокурор Синода К.П. Победоносцев, в это время фактически почти устранился от дел, не посещал заседаний комитета министров, и был проникнут мрачным безнадежным настроением. “Я чувствую, что обезумевшая толпа несет меня с собою в бездну, которую я вижу перед собой, и спасения нет”, – писал он Витте, с которым, по старой памяти, сохранял хорошие отношения. – “Я не в силах опровергать целое мировоззрение”. Самоустранение властного обер-прокурора облегчало дело сторонников реформы.

[Вы представляете, каков был революционный дух в Синоде, что даже властный и твердый монархист самоустранился от деятельности в Синоде. Правда, это не делает ему чести! Ибо он самоустранился быть оком Царя-Богопомазанника над деятельностью Синода и прекратил проводить православно-монархическое мировоззрение в решениях Синода. К.П. Победоносцев столкнулся с необходимостью опровергать целое мировоззрение синодальных еретиков–папистов, которых он называет обезумевшей толпой, и сил у него не хватило!

Кстати, Святой Император Николай Второй, зная о Своей грядущей судьбе, с 1901 года перестал требовать присяги верности Себе от членов этого церковно-государственного учреждения, предоставив свободу волеизъявления самим членам Синода: стяжать благодать и верно служить Богу и Его Помазаннику или бороться с Богопомазанником и тем служить сатане, стяжая на свою голову гнев Божий.

Напомним, что члены и Правительствующего Синода, и Правительствующего Сената по указу Императора Петра Великого давали клятву в верной службе Богопомазаннику и обязывались благовременно объявлять «о ущербе Его Величества интереса, вреде и убытке». Кроме того, они клялись: «Исповедую же с клятвою крайнего судию Духовной [или какой другой] сей Коллегии быти Самого Всероссийского Монарха, Государя нашего Всемилостивейшего»[17].

Этим Император Петр Великий, Удерживающий Своих холопов, особенно бездуховное духовенство, от анафемы за грех измены Царю и Богу, оберегал их от открытой проповеди ереси папизма. Но «в феврале 1901 г. – пишет В.А. Карташев, член литературной масонской ложи и Верховного Совета масонства (в годы 1-й мировой войны), обер-прокурор синода при Временном правительстве[18], – Синод, исправляя чин архиерейской присяги при хиротонии, обратил внимание на «устарелость формы присяги преосвященных, вызываемых в Синод для присутствия». Ссылаясь на то, что в Правительствующем Сенате к таковой присяге вновь назначенные сенаторы не приводятся, «Св. Синод не усматривает надобности приводить к присяге и Преосв. Архиереев, вызываемых в Синод для присутствия». [Обратим внимание, какие слова использует Синод (а масон их цитирует!): “вызываемые в Синод для присутствия”. Не для осуществления каких-то мифических своих законодательных (в духовной сфере) прав, а вызываемые по усмотрению свыше для присутствия (для совета!).] 23 февраля 1901 г. Победоносцев сделал об этом доклад Императору Николаю II, тот поставил синим карандашом значок согласия, и с того момента кошмарная [для еретиков и предателей] присяга [верности Богопомазаннику и учению Церкви Христовой] безшумно погребена была в Архиве Синода, и лишняя короста [одно из напоминаний архиереям о необходимости верой и правдой служить Богу, Царю и Отечеству в соответствии с учением Православной Церкви] слетела с совести русской Церкви». (Масон об истории Русской Церкви. С. 353).

Обратим внимание на то, что сама верность Царю-Богопомазаннику, Христу Господнему не отменялась. Ведь «все подданные мужеского пола, достигшие двенадцатилетнего возраста», в соответствии с 56-й статьей Свода основных Государственных законов Российской Империи приводились «к присяге на верность воцарившемуся Императору»[19]. Но вот бездуховное духовенство всего через четыре года после отмены присяги на верность Царю членами Синода – архиереями, вызываемых в Синод для присутствия – через церковную печать уже дерзает что-то требовать у Помазанник а Божьего, то есть дерзает требовать у Самого Бога! А требует священство, ни мало ни много, а ограничить церковно-административную власть Царя, Помазанника Божьего!]

Синод, на заседании 22 марта, единогласно высказался за возстановление патриаршества и за созыв в Москве всероссийского собора для выбора патриарха. Синод должен был стать совещательным органом при патриархе, каковым предполагалось избрать с.-петербургского митрополита Антония (Вадковского).

Государь 31 марта положил на доклад Синода следующую резолюцию: “Признаю невозможным совершить в переживаемое ныне тревожное время созвание Поместного собора. Предоставляю Себе, когда наступит благоприятное для сего время, по древним примерам православных Императоров, дать сему делу движение и созвать собор всероссийской Церкви для канонического обсуждения предметов веры и церковного управления”»[20].

Обратим внимание, Император Николай Александрович мягко (если священство ревнует служить Богу) дает понять на несвоевременность созыва Собора (идет тяжелая война с Японией, тяжесть которой усугубляется происками масонских кругов внутри самой России); и в то же время твердо заявляет о Своей власти в земной воинствующей Церкви (если священство под шум революционных нестроений и военных тягот возмечтало украсть кусок Царской власти). А о планах стать патриархом Царь Николай Второй ни чего не пишет.]

6 июня 1905 года Царя посетила депутация от объединившихся земских и городских деятелей левого толка. Здесь был весь цвет российского масонства. От имени депутации выступали князь С.Н. Трубецкой и М.П. Федоров. Они предлагали либеральный путь развития России. Говорили о переходе к реформистской деятельности, опирающейся на "доверие общества", подразумевая под обществом незначительную по численности либеральную и левую его части. Хотя встреча проходила в духе верноподданности, тем не менее, характер предложений депутации объективно был направлен на подрыв самодержавной власти Царя.

Тем не менее, Царь отнесся к депутации довольно благожелательно. В своей речи он сказал: "Моя воля – воля Царская – создавать выборных от народа непреклонна; привлечение их к работе государственной будет выполнено правильно. Я каждый день слежу и стою за этим делом". Говоря о привлечении выборных от народа к государственной работе, Царь хотел это осуществить в рамках народной традиции. "Пусть установится, – считал он, – как было встарь, единение между Царем и всей Русью, общение между Мной и земскими людьми, которое ляжет в основу порядка, отвечающего самобытным русским началам".

21 июня в Петергофе Государь принял и депутацию патриотов всех званий и сословий (дворян, духовенства, крестьян, промышленников торговцев, людей науки), стоявших на позиции сохранения русских национальных основ, и, прежде всего, Самодержавия. Депутация патриотов, отстаивая незыблемые основы Самодержавия, просила Царя при решении вопроса о призыве выборных от народа вызвать их из освященных историей бытовых групп, т.е. осуществить сословное представительство, как это было в старину. [Но и они писали: «“Государь, одно только может утишить раздражение и успокоить общество – немедленный приступ к созыву народных представителей”.

Созыв Государственной Думы был предрешен: Сам Государь внутренне сомневался в полезности этого шага, но, видя, насколько всеобщим становится это стремление, только старался обставить "опыт" известными предосторожностями, чтобы не открыть шлюзы перед революцией». (Ольденбург. Царствование Императора Николая Второго. С. 287).

Хотим отметить любопытный факт, показывающий духовное состояние так называемых правых. Позднее (уже после манифеста 17 октября), «1декабря к Государю, впервые явились делегаты правых: монархической партии (В.А. Грингмут), Союз русских людей (кн. Щербатов), Союз земледельцев (Н.А. Павлов, Чемодуров и др.). Эта встреча не была удачной: исходя из ложного представления о том, будто на Государя легко влиять, некоторые делегаты приняли резкий тон и чуть не требовали, чтобы Государь Сам подтвердил им неприкосновенность Царской власти.

Государь ответил: “Не сомневаюсь, что вы пойдете не по иному, как только по предначертанному Мною пути… Манифест, данный Мною 17 октября, есть полное и убежденное выражение Моей непреклонной и непреложной воли, и акт, не подлежащий изменению”[21]… Государь не считал допустимым, чтобы Его именем пользовались для борьбы против назначенного Им правительства; правые делегаты ушли неудовлетворенными.

[Мы видим, что "правые" имеют ложное представление о допустимости чего-либо требовать у Царя-Богопомазанника. Ибо они уверены в том, что их знание обстановки на местах и их твердая "правая" вера, дают им право отвергнуть предупреждение Бога, данное через царя Соломона: сердце царево в руце Божiей, как потоки вод: куда захочет, Он направляет его (Притч. 21,1). А ведь через царя-пророка Давида Господь Бог дает строжайшее указание: не прикасайтесь к помазанным Моим (Пс. 104,15). К сожалению, эта болезнь поучать Царей-Богопомазанников и объяснять Их действия своим холопским умом была, есть и будет присуща всех "монархистам", у которых отсутствует разум Христов, но имеется светское образование (а значит, очень велика вероятность повреждение талмудическим духом)[22] и упование на свой ум.

В 1905 году эти ревнители не по разуму требовали от Царя отказаться от Манифеста, ибо они не могли понять и принять повеление своего Царя. А ныне Т.Л. Миронова старательно всех вводит в заблуждение о том, что святой Царь Николай Второй не подписывал отречения от Своего Престола, ибо не может понять и принять совершенного святым Царем Николаем Вторым подвига самоумаления при подписании Акта отречения от прародительского Престола[23].

Нет, уважаемая Татьяна Леонидовна, для святого Царя Николая Второго подписание карандашом Своего Манифеста об отречении от Царского Престола, от креста удерживающего Своих подданных от греха и от расхищения их врагами, «есть полное и убежденное выражение Его непреклонной и непреложной воли» строго выполнять волю Бога, а не волю временного правительства жидомасонов, и этот «акт, неподлежащий изменению», ибо с момента отречения от Престола святой Царь Николай Второй стал подниматься на более высокое Царское служение Богопомазанника, Он стал подниматься на Крест искупления греха измены Своих подданных, что и случилось в ночь с 3 на 4 (с 16 на 17) июля 1918 года. Но об этом подвиге святого Царя Николая Второго, Христу Иисусу в уподобление, смотри ниже в 8-й части.]

Совершенно иначе прошел второй прием – 23 декабря. Депутация Союза Русского Народа, с А.И. Дубровиным и П.Ф. Булацелем во главе, состояла в большинстве из рабочих, извозчиков, крестьян. [Светское образование у большинства отсутствует, но Дух Христов присутствует у них!] “Мы с нетерпением ждем созыва Г. Думы, которая дала бы возможность нам, русскому народу, избрать уполномоченных, преданных Тебе, Государь, и Отечеству”, – говорил А.И. Дубровин. Государь согласился принять знаки Союза для Себя и Наследника, и сказал: “Объединяйтесь, русские люди, Я рассчитываю на вас”.

[Вы видите, чем отличается первая встреча с правыми и вторая? На первой встречи "правые" точно знали, что должен делать "сильный" Самодержец, а на второй – верноподданные пришли заверить своего Царя в своей верности Ему!]

“Правы ли мы, Государь, оставаясь верными Самодержавию?” – спросил один из делегатов. Государь на это ответил несколько загадочной фразой[24]: “Скоро, скоро возсияет солнце правды над землею Русской и тогда все сомнения исчезнут”. Эта беседа была опубликована позже – правая газета “Объединение”, напечатавшая ее, была привлечена к суду за нарушение правил придворной цензуры, но содержание речей опровергнуто не было». (Ольденбург. Царствование Императора Николая Второго. С. 328-329.)

«Святой Иоанн Кронштадтский незадолго до своей кончины в 1908 году грозно пророчествовал о будущих судьбах России. Скорбя душой за русское образованное общество, отходившее от веры и стремившееся увлечь за собой весь русский народ, Иоанн Кронштадтский обращался к нему с призывом покаяться. "Кайтесь, кайтесь, – взывал он, – приближается ужасное время, столь опасное, что вы и представить себе не можете". Он говорил, что, если не будет покаяния, Господь отнимет у России Царя и напустит ей столь жестоких правителей, которые всю землю Русскую зальют кровью. Он говорил, что хранитель России после Бога есть Царь, а враги наши без Него постараются уничтожить и самое имя России». (О. Платонов. История Русского народа. С. 67).

Мы же можем повторить за святым Царем-искупителем Николаем: “Уже «скоро, скоро возсияет солнце правды над землею Русской и тогда все сомнения исчезнут»”. Это случится при воскресении России, ибо при Царе-победителе никаких сомнений в православности верных Самодержавию ни у кого не будет, ибо все не монархисты в России жить не будут. А при Царе-победителе «в России будет процветание Веры Православной и прежнее ликование, но только на малое время, ибо придет Страшный Судия судить живых и мертвых»[25].]

Б). В дни "революции" 1905 года любой революционер – еврей или поляк – выступал от имени всего Русского народа[26]

Тем не менее все попытки Царя внести успокоение в общество, взбудораженное революционными провокаторами, не удаются. Либерально-масонское, социалистическое и националистическое подполье, подпитываемое иностранными деньгами, продолжает неуклонно следовать курсу, принятому на совещании антирусских партий в Париже. Изменники, естественно, не хотят сотрудничества с Царем. И что бы ни делал Царь для народа, лозунгом революционных бесов остается "Долой Самодержавие!" Согласно резолюции того же парижского совещания, "освободители" усиливают террор против власти.

В годы смуты против Русского государства выступала целая армия революционеров, из которых «одному суду за участие в революции было подвергнуто 23 тыс. человек». Однако абсолютное большинство революционеров избежали справедливого возмездия. По нашим примерным оценкам, общее число революционеров (включая Польшу и Финляндию) составляло не менее 100 тыс. человек. Более половины из них были чистой воды уголовники.

С негласного одобрения западных правительств в США, Англии, Франции, Италии, Швейцарии образуются специальные центры по подготовке революционных боевиков. Там же их снабжают оружием и деньгами. Один из главных организаторов трагедии "кровавого воскресенья" Пинхус Рутенберг возглавляет в Женеве особую организацию по "боевой подготовке масс" с самыми широкими полномочиями и огромными финансовыми средствами. Ему поручают подготовить места для складов оружия в Петербурге, а позднее также начать его "экспроприацию" в государственных арсеналах. [Напомним для тех, кто забыл, в это время идет война России с Японией, и русские солдаты и офицеры гибнут, защищая свою Родину.]

Купленные за рубежом оружие и боеприпасы тайно переправляются из-за границы и централизованно распространяются среди революционных партий.

Бесы разделили между собой сферу разрушения и безпорядков. В городах, на фабриках и заводах вели свою подрывную работу социал-демократы, или, как их называли, эсдеки. По селу "специализировались" социалисты-революционеры (эсеры).

Деятельность и тех и других приобрела чисто бандитский характер: организовывалось и совершалось множество убийств и грабежей ценностей, не гнушались и рэкетом, вымогая под угрозой смерти деньги у богатых людей, и, прежде всего, у купцов.

Однако если эсдеки славились больше по части грабежей (эксов), то эсеры, активно занимаясь грабежами, сделали своей главной деятельностью убийства русских государственных деятелей, представителей госаппарата, русских патриотов, а также истинно русского дворянства. На счет помещиков у эсеров был лозунг: "Разоряйте гнезда, воронье разлетится!" – призывая громить дворянские усадьбы.

Инициаторами погромов помещичьих усадеб чаще всего выступали не сами крестьяне, а разный чуждый пришлый люд, прежде всего из эсеров, которые приходили в деревни, сколачивали шайки из люмпенских слоев и подстрекали крестьян.

Большая часть периодической печати подпала под контроль антирусских сил, перестала подчиняться цензуре и превратилась в рупор лжи и клеветы о Русском государстве, регулярно публикуя призывы к свержению существующего государственного строя, вселяя ненависть к Царю и коренной Русской власти. Распространяются взгляды о безполезности армии, внушается неуважение к военным как защитникам деспотии, неуважение к военному мундиру как к эмблеме насилия. [Ныне все повторяется, а значит, решение этой проблемы надо искать в истории нашей страны. В частности, необходимо из решительных и мужественных офицеров, верных своему долгу защищать Великую нашу Родину Россию, создать военно-полевые суды, занимающиеся только делами, где преступление очевидно. Суд должен быть справедлив и кратким. Между преступлением и карой должно проходить не более 3-4 дней.[27] Кроме того, необходимо запретить жидовское мракобесие, как это сделал Правительствующий Сенат 1 июня 1907 года.[28]]

Почти каждый день приходят известия о новых убийствах коренных русских людей. 28 июня 1905 года от руки террориста погибает московский градоначальник граф П.П. Шувалов. Подло, из-за угла, убивают генералов, губернаторов, полицейских исправников, приставов и других служащих русского государственного аппарата.

В сентябре – начале октября жизнь в стране парализовалась забастовками. "Профессиональные союзы", в которых руководили революционные бесы и либерально-масонские деятели "Союза освобождения", подстрекали рабочих на безпорядки, дезинформируя их о настоящих намерениях государственной власти. Рабочих, отказывающихся принимать участие в забастовках, объявляли штрейкбрехерами и запугивали угрозой физической расправы. Вооруженные до зубов революционные боевики терроризировали рабочих.

Замысел революционных бесов состоял в том, чтобы перевести забастовку во всеобщее вооруженное восстание. Революционные бесы очень искусно используют вековое недоверие большей части народа к правящему слою и интеллигенции.

Как показали дальнейшие события, подавляющая часть русских людей, участвовавших в затеянных бесами безпорядках, совсем не хотели свержения Царя, авторитет которого был очень велик, а выступали против бюрократии и той же интеллигенции. И не следует считать, что слой русских людей, участвовавших в безпорядках, был очень широк. Даже в самый пик революционной агитации – в дни всеобщей забастовки – он составлял, по нашим подсчетам, не более двух процентов Русского народа. Зато более чем наполовину были революционизированы евреи, поляки, финны. Все это лишний раз подтверждало антирусский характер революционного движения.

Однако в те дни любой революционер – еврей или поляк – выступал от имени всего Русского народа, который его на это представительство не уполномочивал. Так желание ничтожного меньшинства населения великой России выдается за желание всего народа.

В). Государь сохранил для будущего живое и неумирающее в России право Самодержца

«Кризис правящего слоя России проявился в том, что в тяжелые для нее дни он не сумел дать из своей среды сильных и решительных государственных деятелей, способных подавить крамолу, а не идти на унизительное соглашательство с антирусскими силами. Западнический дух значительной части государственного аппарата возобладал. Выражая его, С.Ю. Витте утверждал, что "ход исторического прогресса неудержим, идея гражданской свободы восторжествует, если не путем реформ, то путем революции". Таким образом, Витте, как и члены подпольного "Союза освобождения", признавал революцию как орудие исторического прогресса»[29].

а) У бюрократии служба «не за страх, а за совесть» сменяется в частых случаях службою за страх и против совести[30]

«Государь опирается на старую испытанную Императорскую систему управления, завещанную предками, и верит бюрократии...»[31] Но революционные события уже показали, что правящий класс, бюрократия не отличается ни квалификацией, ни работоспособностью, ни совестливым отношением к своим исполняемым обязанностям, ибо «безземельная интеллигентная бюрократия мыслит по руководству радикалов, за общину; она безразлична к сельской жизни или ничего не смыслит и прислуживается перед знатью во имя карьеры...»[32]. А прикованное к земле, к общине, сельское население постепенно оскудевало. «Хозяйство бюрократии за 30 лет привело к так называемому оскудению, и в этом повинен не один Витте, а весь правящий класс, окружающий Государя. Ни одно ведомство, ни один сановник, ни общество, ни Дума, ни печать не протестует против этой политики: золото греет. Общество требует «культуры», и мы, «догоняя» Европу, втянуты в цивилизованный мир ценой долгов и убыточных договоров…

Мог ли молодой Государь бороться против течения, рубить причалы и давать ход назад?

Мог, ответим мы, если около Него был бы кто-нибудь русский, сильный и если бы с ним было общество. Но мы знаем, что с Государем не было никого…

И осуждать прошлое нужно, т.к. не будь этого прошлого, не было бы настоящего, и в прошлых ошибках неповинны лишь две силы: Царь и народ деревенский. Все же остальное поголовно повинно. Против одинокого Государя и слепого в политике народа пошел стеной «золотой телец», и борьба с ним оказалась Государю не по силам. Западный культ мешка с золотом заслонил самосознание общества». (Н.А. Павлов. Его Величество Государь Николай Второй. С. 36-37.)

«С критикой бюрократии следует быть осторожным. Она существует везде, и развитие бюрократического духа в республиканских странах несравненно значительнее, чем в монархических, да и огульное нападение на бюрократический строй прежде всего бессмысленно.

Однако в истории нашей бюрократии есть свойства, совершенно отличные от других стран...

До половины XIX века слой этот исходил из дворянства. Земля «из служб еще не выходила», но с половины века, всякая живая связь бюрократии с подлинным поместным дворянством утрачивается, и в рядах бюрократии оказалось огромное большинство недворян или дворян безземельных. Бюрократия, совершенно пренебрегая интересами сословия, как сельских хозяев, продолжает существовать под знаком этого сословия и предусмотрительно старается, когда это выгодно, это подчеркивать, а когда надо — отрекается от него. Петербургская чиновная и придворная бюрократия играет все время двойную игру, она составляет издавна особый класс и, связываясь кое-какими нитями с местами, пользуется при случае дворянством, не неся перед ним никакой ответственности... и своей экономической политикой приносит ему вред... Отсюда – ложное, маскированное положение бюрократии и перед Царем, и перед дворянством, и перед интеллигенцией, с которой она, за малым исключением, с 1905 года составляет одно целое. …

Бюрократия из Петербурга начинает вмешиваться в жизнь страны по западным методам. Вмешиваться за счет былой свободы и значения местной власти и авторитета провинции. С этой эпохи прямого вмешательства должна возлагаться на бюрократию полная ответственность за ход истории. …

Имея в своей среде до второй половины 19-го века целый ряд крупных государственников одной школы и круга и продолжая опираться лишь на авторитет Царя, бюрократия была в силах творить и помогать Государям, медленно, но идти вперед. Со второй половины века физиономия бюрократии резко меняется, численно растет, и в близкие круги около Монарха вливаются новые элементы, типа интеллигентского, бесцензового, наемного. Служба «не за страх, а за совесть» сменяется в частых случаях службою за страх и против совести. Мелкие хищники-городничие сменяются финансовыми хищниками центра.

Бюрократия берет на себя больше, чем может и смеет: она упорно держится Царскою властью, но начинает присваивать Ее прерогативы в мелких вопросах, создавая свои чиновно абсолютные права, злоупотребляя Царским именем и целой системой «расхищения Самодержавия» постепенно размыкает власть от народа. Ни в одном случае, до самого 1917 года, бюрократия не сознает публично своих ошибок, слагая каждое свое действие на Высочайшую волю, и опираясь на эту волю, ищет опоры и в обществе, не сознавая изменнической сущности такой игры. Отсюда создается право справедливого осуждения нашей бюрократии...

Самоуверенно утверждая, что «I’Etat, c’est nous», класс этот дает в иных случаях право называть Самодержавный строй – бюрократическим, и радикалы бьют в слабые места не бюрократию, а власть, и осуждают не бюрократию, а строй, связывая действия чиновников с волею Монарха. Бюрократия отталкивает от себя и приверженцев Монархии, видящих расхищение Царской власти и укрывательство за ней (нередко) беззакония и попустительства. Состав бюрократии к XX веку играет решающую роль. Начиная с некоторых придворных и кончая канцеляриями, в среду правительства допущен вход ряда авантюристов и массы либеральной интеллигенции. В 1905 году чиновники смешались с улицей, и смычка с обществом становится физической. Еще недавно гордая и независимая бюрократия и общество, нападающее на бюрократию, составляют одно, — объединяясь в гостиных, канцеляриях, ресторанах и на улице. Военное общество сливается с гражданским, и многие мыслят с ним заодно. Под видом борьбы к 1917 году общество сливается с бюрократией.

С конца 1890-х годов своей двойственностью, своей видимой для всех борьбой – мелочной, местнической, внутриведомственной – правящий класс сам дает право себя порицать и не щадить... и не умея защитить ни себя, ни власти, во имя самозащиты, нападает на власть. …

Наш правящий класс, не в пример всем другим странам, всем обязан Государям: почестями, арендами, пенсиями, заботливым расположением Монархов, и мы уже знаем, как в 1917 году заплатит Им за это знать и бюрократия.

Теряя авторитет, не имея корней в народе, бюрократия сдвигается в сторону радикалов.

Щадит правительство и осторожно в своих обвинениях во имя верности к Монарху одно поместное дворянство, но и его голос будет и замолчан, и заглушен тем же ревнивым правящим классом...

Бюрократия не дает сомкнуться силам, верным Государю… Нельзя отрицать, что как в обществе, так и в бюрократии были люди выдающиеся по труду и знанию. Такие были, держась старых традиций, оставаясь до конца неподкупными и твердыми. Были и трудоспособные, и достойнейшие... но с 1900-х годов «верный» тип чиновника уходит в тень, старея, не умея догнать запросов нового времени и не сочувствуя политике авантюризма и начавшемуся метанью из стороны в сторону...

С конца XIX века бюрократия и общество составляют одно целое. Тот же дух, те же интересы, те же нравы создают полное органическое слияние. Борьба с Думой и обществом была комедией, и если Дума за десять лет была не способна дать ни одного творческого закона, кроме переворота 1917 года, то и правительство, кроме Столыпина, не только не дало ничего сильного и планомерного, но не выдвинуло ни одного сколько-нибудь сильного оратора или защитника строя, в противовес обвинениям общества и Думы, падающим на голову Монархии. Бюрократия не отведет этих ударов и не примет их на себя…

Правящий класс, на который опирался Государь Николай II, оказался безсильным и неверным». (Н.А. Павлов. Его Величество Государь Николай Второй. С. 27-34.)

б) Государь обманут правительством, вступившим в соглашение с заговором с целью свергнуть государственный строй

«Уже в 1904 году около Государя проявляются признаки измены; критика и ропот общества усиливается. С убийством Плеве общество ищет предлога к обвинению Государя. Среди сановников нет группы, которая бы в трудную минуту Ему помогла и доказала, что никакой опасности для России и строя нет. [«Со смертью Плеве, не умевшего, как позже не сумел генерал Трепов, разоблачить Витте и общественный заговор, Витте возьмет влияние и быстро поведет Россию на 17 октября 1905 года»[33].]

Витте с придворными настаивает на назначении бывшего гусара кн. Святополка Мирского. В три месяца аппарат власти им совершенно расшатан, и не только этот ничтожный министр, но и все правительство сдается частному съезду в Москве и печати. Правительство объявило «доверие» обществу, и началась пресловутая «весна» свободы и эра подлогов

На «доверие» печать отвечает руганью Власти и пропагандой революции.

Под флагом земства, частью из его среды, явочным порядком, никем не избранная, выделяется группа, созванная в Москве Шиповым (в числе 107 лиц) – Петрункевич, гр. Гейден, Родичев, Бенкендорф, де Роберти, кн. Шаховской, кн. Долгорукий кн. Трубецкой, Львов и прочие Земцы приглашены без ведома земств, и в состав съездов кооптированы интеллигенты. Это не оппозиция, а заговор, первое гнездо, преемственно давшее 1917 год, Родзянко, Гучковых, Милюковых, Керенского, Ленина и прочих. Этот заговор организован придворными, титулованными, с ведома бюрократии.

В этом его интерес и глубочайшая предательская сущность. Мундиры, титулы, два-три предводителя и чиновники защищают строящуюся за ней революционную организацию и всю интеллигенцию. Они почти все учредители союза Освобождения и Штутгартского журнала Струве «Освобождение», который клеветнически, жестоко и грубо поносит Государя и строй.

Группа эта – самозванная и не избранная земством, созвана явочно, но рекомендуется Государю министрами как земская. Предательство многократное. Государь обманут, и Он примет у себя депутацию как земскую, и лишь этим создастся ее авторитетность

Обманут народ, земство и дворянство, т.к. ни то, ни другое их не избирало, а большинство и не знало о происходящем. Но хроника и история, скрыв правду, наложили тень на участие в первом заговоре и земства, и дворянства; и доверие к ним Государя этим поколеблено.

В трагедии этого подлога есть и комическая сторона. Бюрократия не только не сплачивается в свою очередь и не протестует и не разоблачает обмана, но министры открывают Московскому съезду двери министерства, и там, у Чернышева моста, 6-го ноября 1904 года правительству, а через него и Государю, компанией самозванцев двумя резолюциями съезда ставится ультиматум. Резолюции эти: все свободы, конституция и прочее. Общественность выявляет свое полное и грубое политическое невежество, договариваясь до свержения государственного строя, т.к. вторая резолюция требует выборов на основании всеобщей, прямой, равной и тайной подачи голосов. Схема эта еще нигде не принята в мире. Ео ipso съезд ведет к анархии, республике, и уже в 1904 году по этой схеме мог бы пройти Ленин!

Не споря, не защищаясь, бюрократия осела как тина. Государственное право упразднялось. Строй свергался в стенах министерства в присутствии многих чиновников, и весь заговор и подлог остались безнаказанными. Измена и ничтожество правительства и бюрократии — очевидны, и она повторится в 1915 году в блоке и в феврале 1917 года в панике министров. Государь обманут правительством, вступившим в соглашение с самозванным заговором с целью свергнуть государственный строй.

Общественность, и министры, и окружение утверждают, как и в 1917 году, о необходимости переворота, несмотря на то, что страна совершенно спокойна. Война при терпении и настойчивости могла кончиться удачно. Не было ничего, что могло бы быть причиной революции. Народ был повсеместно спокоен.

Все было ложью в этой эпохе. Лгут заговорщики, лжет кн. Святополк, лжет Витте, лжет печать, лгут и обманывают чиновные...

Перед Государем вставал вопрос: кому верить? Все вокруг Него утверждало необходимость уступить, идти на перелом истории или ввести диктатуру...

Государь остался покойнее всех. Он ждал полгода и Манифестом 18 февраля 1905 года возвестил будущий созыв Государственной Думы.

Государь опирается на старую испытанную Императорскую систему управления, завещанную предками, и верит бюрократии. Он защищает свое правительство, идет навстречу преобразованиям... Знал ли Государь несовершенства этой системы? Знал, но Ему справедливо казалось непреложной и история, и государственное право, и сила правительства и окружения. И как уже сказано, страна шла вперед, считалась могущественной, и при богатстве были все возможности развивать все производительные и духовные силы народа; податного напряжения никакого нет[34].

Историк не посмеет обвинить Государя в ошибочности Его общего взгляда на положение и не может отрицать Его права опираться на систему и предоставление бюрократии инициативы финансового и политического управления. Государь считается с тем, что перед 1905 годом почти весь правящий класс в унисон с обществом утверждает неотложную необходимость представительного строя.

Проверив все доводы, предоставляя той же бюрократии ввести новый закон, Государь вправе ожидать от общества признательности; от министров – охранения в стране порядка и работы; от Думы – творческого дела.

Государь имеет все основания полагаться на верность народа и части общества. Он не знает, что приверженцев защиты Монархии и Его личности окажется не много, Он не знает, что присяга принимается лишь как форма службы. Он не допускает мысли, что вокруг Него создаются планы разрушения, и никто и не мыслит о плане защиты Власти и России.

Вместо признательности и дела, общественность и Дума отвечают революцией. Заговор, натравив улицу и рабочих, благополучно спрятался. Правительство охранить порядка не в силах, и о спокойной законодательной работе нет и речи. Война неудачна, и печать рвет и мечет против власти. Начат полный поход против Монархии. К осени революция в разгаре. Спокойная до 1905 года деревня начинает в Поволжье жечь усадьбы (Саратовская – первая)[35] Начались солдатские и фабричные бунты. Забастовка железных дорог. …

Заговор не дремлет. Со смертью Великого Князя Сергея Александровича в окружении Государя, кроме твердого принца А.П. Ольденбургского и еще двух членов семьи, у Государя советников нет. Все окружение растеряно.

[«В эти тяжелые дни Царь рассчитывал на помощь Своего дяди Великого Князя Николая Николаевича, которого считал твердым и решительным человеком. Речь шла о предоставлении ему чрезвычайных полномочий для подавления смуты. Однако Великий Князь, узнав, что его хотят назначить диктатором, испугался и впал в истерику. Царедворец-масон Мосолов рассказывает, что он выхватил револьвер и закричал: "Если Государь не примет программы Витте и захочет назначить меня диктатором, я застрелюсь у Него на глазах из этого самого револьвера"»[36].

Такая выходка показывает, что этот Великий Князь истерик, а потому надо бы писать его титул с маленькой буквы, ибо Престол Царя Давида после этой выходки ему доверять уже нельзя. Кроме того, истерики жизнь самоубийством закончить не могут, ибо они всегда убивают себя не по настоящему, а только играя на публику.]

Государю доложено ложно о ненадежности войсковых частей. Преувеличены бунты провинции. Министры и администрация не умеют справиться даже с утихающими волнениями, и близкие к Государю люди панически требуют от Него полной конституции и всех свобод...

Государь верит. Не может не верить большинству. Вокруг Него паника»[37].

«Программа Витте, который 13 октября был назначен председателем Совета Министров, излагалась им в записке Царю. Предлагая ряд мероприятий по успокоению страны в духе либерально-масонских требований, Витте вместе с тем не исключал и возможности введения твердого правления. Но последнее подавалось им так, чтобы окончательно разубедить Царя в необходимости проведения решительных действий.

Оказавшись почти в одиночестве и не чувствуя серьезной поддержки со стороны ближайшего окружения, Царь был вынужден подписать Манифест, ограничивавший Его власть и ставивший государственную администрацию под контроль Государственной Думы. Этим Манифестом даровались гражданам свободы: свобода совести, слова, собраний, союзов, неприкосновенность личности и жилища. Все классы населения получали право избирать депутатов в Государственную Думу, получившую законодательный характер». (О. Платонов. История Русского народа. С. 194).

«Государь об этом писал: “Представлялось избрать один из двух путей: назначить энергичного военного человека и всеми силами постараться раздавить крамолу; затем была бы передышка, и снова пришлось бы через несколько месяцев действовать силой; но это стоило бы потоков крови и в конце концов привело бы к теперешнему положению, т.е. авторитет власти был бы показан, но результат остался бы тот же самый… Другой путь – предоставление гражданских прав населению… Кроме того, обязательство проводить всякий законопроект через Г. Думу – это, в сущности, и есть конституция”.

Государь, принимая Свое решение, думал, таким образом, не об устранении непосредственной опасности, – Он считал, что власть могла силою подавить движение – а о том, как дальше строить русскую жизнь при обнаружившемся разладе между властью и широкими кругами – огромным большинством общества, если и не большинством народа.

В 5 часов дня, 17 октября, манифест был подписан.

“Почти все, к кому Я обращался с вопросом, отвечали Мне так же, как Вите, и находили, что другого выхода нет”. Называя Свой шаг "страшным решением", которое Он «тем не менее принял совершенно сознательно». “После такого дня голова стала тяжелой и мысли стали путаться. Господи, помоги нам, усмири Россию”».[38]

Святой Царь Николай не считал нужным силой тянуть Своих подданных в Царство Небесное, ибо своего ума и Духа Христова другому, да еще развращенному либерально-масонской демагогией, не вставишь! Для усмирения России Господь Бог и попустил оказаться третьему богоизбранному русскому народу после свержения Монархии в феврале 1917 года под вразумительным жидовским христоборческим игом.

Ныне от ереси цареборчества уже очень многие исцелились, но, во-первых, к сожалению, не все, кого Господь Бог избрал Себе, а во-вторых, ересь папизма в России по-прежнему цветет буйным цветом. Именно эту ересь Господь Бог в ближайшее время благословит выжигать каленым железом. И это не будет уничтожением земной воинствующей Церкви, а это Ангел Господень сядет переплавлять и очищать сынов Левия (священство) руками, например, жидов-христоборцев и переплавит их, как золото и как серебро, чтобы приносили жертву Господу в правде: возносили молитвы Господу о Царе-Богопомазаннике, а до мирян доносили всю догматическую полноту учения Церкви, в частности, догмат Царской власти. Тогда благоприятна будет Господу жертва Иуды и Иерусалима, как во дни древние и как в лета прежние (Мал. 3,3-4).

Судьба же поврежденных и папизмом, и цареборчеством печальна, независимо от чина и титула, простой человек или "новый русский", иерей или епископ, губернатор или патриарх. Земное-то Царство Божие Царя-победителя уже приблизилось, но не войдет в него ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи (Откр. 21,27). Все это нечистое и все преданные мерзости и лжи будут истреблены, и плод их с земли и семя их будет изведено из среды сынов человеческих, ибо они предприняли против Бога и Помазанника Его злое, составили замыслы, но не могли выполнить их (Пс. 20,11-12).

в) Русский народ праздновал Царскую милость, революционеры праздновали победу

«Государь верит. Не может не верить большинству. Вокруг Него паника. Он не может видеть доблестную неустрашимость и распорядительность таких губернаторов, как В.Ф. Лауница. Ему говорят, что правое движение вздорное... и бюрократия делает свое дело: впопыхах, непродуманно Государю подается к подписи акт 17-го октября. Дума и свободы даны.

Но Государь, изменив текст, оставляет за собой Самодержавие.

В этом решении залег глубочайший государственный смысл. Государь сохранил для будущего это живое и неумирающее в России право...

На эту-то Его волю немедленно после акта 17-го октября, и тогда уже совместно с международным заговором (массовый привоз оружия из Англии, Америки и Франции), бешено отвечает последней вспышкой город»[39].

«Манифест 17 октября гласил: «Смуты и волнения в столице и во многих местностях Империи Нашей, великою и тяжкою скорбью преисполняют сердце Наше. Благо Российскаго Государя неразрывно с благом народным и печаль народная – Его печаль…

Великий обет Царского служения повелевает Нам всеми силами разума и власти Нашей стремиться к скорейшему прекращению столь опасной для Государства смуты. Повелев подлежащим властям принять меры к устранению прямых проявлений безпорядка, безчинств и насилий. В охрану людей мирных, стремящихся к спокойному выполнению лежащего на каждом долга [перед Богом, Царем и Отечеством], Мы, для успешнейшего выполнения общих преднамечаемых Нами к умиротворению государственной жизни мер, признали необходимым объединить деятельность высшего правительства.

На обязанность правительства возлагаем Мы выполнение непреклонной Нашей воли: 1) Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов…

3) Установить, как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог восприять силу без одобрения Государственной Думы, и чтобы выборным от народа обезпечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от Нас властей.

Призываем всех верных сынов России вспомнить долг свой перед Родиной, помочь прекращению сей неслыханной смуты и вместе с Нами напрячь все силы к возстановлению тишины и мира на родной земле». …

Государь и в этот момент не слагал с Себя ответственности: Он сохранял за Собою право последнего решения; но на первых порах Он предоставил Витте самые широкие полномочия, поручив ему выбор министров и только оставив в Своем непосредственном ведении министерства военное, морское и иностранных дел.

Манифест стал известен в С.-Петербурге и заграницей уже к вечеру 17-го октября; Витте поспешил его распространить. Для революционных партий он был большой неожиданностью. Они чувствовали, что забастовка ускользает у них из рук, что в народе нарастает сопротивление. У них не было ощущения победы. Издание манифеста о свободах и о законодательных правах Думы вызвало в их рядах полное недоумение. Что это – хитроумный маневр или капитуляция? Для последней, казалось, оснований не было. Это особенно остро ощущал петербургский Совет Рабочих Депутатов, и первым его движением было – не прекращать забастовки, не верить власти.

Но во всей провинции манифест произвел огромное впечатление. Вдали от столицы, революционеры приняли его за полную капитуляцию власти, тогда как в широкой массе преобладало ощущение: славу Богу, теперь конец забастовкам и смуте, – “Царь дал свободу”, более нечего требовать.

[Беда для русского народа в том, что он оказался духовно развращенным, а потому стал думать, что он может что-либо требовать, а не просить, у Богопомазанника. Требуя от Помазанника Божьего, русский народ требовал от Самого Бога! Господь Бог ждал вразумления Своего народа 12 лет, а затем в октябре 1917 года отдал его на воспитание любви и к Себе, и к Царю-Помазаннику Своему лютым жидам-христоборцам.]

Эту свободу понимали по разному, представляли ее себе весьма туманно; но народные толпы, вышедшие на улицу с Царскими портретами и национальными флагами праздновали издание манифеста [радовались Царской милости!], а не протестовали против него [мечтая о свержении Царской, Богом установленной, власти.

В местах проживания большого количества евреев –] «в Киеве, в Кременчуге, в Одессе, и т.д. 18 октября происходили революционные демонстрации: люди с красными флагами праздновали свою победу, поносили власть, рвали Царские портреты в городских зданиях, призывали народ к дальнейшей борьбе. [Как видим, революционеров – служителей сатаны реформы Помазанника Божьего удовлетворить никогда не могут. Ибо им нужно свержение власти Бога над народом Его, свержение самой Царской власти, на меньшем они не могут остановиться! Но] на следующий день поднялись другие толпы, одушевленные тем же "оскорбленным, хотя и дико патриотическим чувством"… Эти толпы везде оказались сильнее и многочисленнее… Когда междоусобица приняла форму еврейского погрома, – революционеры начали взывать к властям о защите»[40].

Здесь мы видим всю суть жидовского отношения к власти: жиды и недоумки из евреев плюют и глумятся над властью Богопомазанника, а когда народ, устав от преступлений жидов-изуверов, начинает всех евреев ставить на подобающее им место, то "гонимые" евреи бросаются под защиту Царя. Можно твердо надеяться, что при грядущем Царе-победителе все враги Царской власти (евреи ли, или предатели из русских, из священства), в соответствии с принципом свирепой чистоты, будут свирепо защищены, то есть будут поголовно истреблены. “Тогда уже, – говорил преподобный Серафим Саровский[41], – никого [из изменников и душегубов] в Сибирь не пошлют, а всех казнят, и вот тут-то еще более прежнего крови прольется, но эта кровь будет последняя, очистительная кровь”[42]. И понятно почему. Иисус Христос сказал: Истинно говорю вам: кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него (Мк. 10,15). А Царством Божием на земле является Царство Царя-Богопомазанника. А для Царства Царя-победителя, как уже отмечалось, справедливо утверждение: не войдет в него ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи (Откр. 21,27).]

«Совершенно потерянный Витте передает права управления Дурново, и этот хитрый и смелый сановник без особого усилия, двумя-тремя военными натисками, подчиняет улицу и общество, а деревенские бунты, вспыхнув в трех губерниях, прекращаются сами собой.

Четверо решительных людей остановили бунт 1905 года. П.П. Дурново в столице, в армии Ренненкампф, в Москве Мин, в провинции и в столице Лауниц. Последние оба убиты.

[Не совсем точно о Петре Павловиче Дурново (1835-1919). Ибо хотя генерал губернатор П.П. Дурново 12 октября 1905 года и «направил ходатайство о предоставлении ему особых прав «ввиду происходящих в Москве массовых забастовок и безпорядков», но Император счел эти меры преждевременными». 24 ноября П.П. Дурново был отстранен от должности генерал-губернатора, а на его место был назначен генерал-адъютант Ф.В. Дубасов (1845-1912).

«Новый генерал-губернатор жестоко подавил декабрьское восстание, вызвав гнев и осуждение большинства общества. На него было совершено два покушения в Москве и Петербурге, оба раза заканчивавшихся ранениями в ногу. [Господь Бог хранил этого мужественного офицера!]

В своем стремлении восстановить «на всех ступенях управления твердую власть» он в записках на Высочайшее Имя предлагал расширить административные полномочия генерал-губернатора и подчинить ему войска московского гарнизона. 15 декабря 1905 года при генерал-губернаторе был образован совет из представителей администрации, общественных и сословных организаций для коллегиального решения насущных вопросов городской жизни.

Боевой морской офицер, который еще в русско-турецкую войну 1877-1878 году удостоился золотого оружия с надписью "За храбрость" и орденом св. Георгия 4-й степени. 6 декабря 1906 года Ф.В. Дубасов был произведен в адмиралы и назначен постоянным членом Совета государственной обороны»[43].]

О "работах" гг. Булыгина и Витте по изданию закона о Думе не стоит говорить – столь мало они значительны и продуманы. Мало примечательно и Петергофское Совещание 1905 года, доказавшее лишь глубокую рознь, робость и неискренность правящего класса и окружения. Бюрократия сдалась по всему фронту. Ее престиж до некоторой степени спас случайный сановник Дурново, и после него вплоть до 1917 года выступит единственная крупная и доблестная личность – министра Столыпина...

Наступившая эпоха Дум дает обычную картину в истории парламентаризма. Если недовольство прежде бродило в обществе, то теперь оно собралось и получило свой дворец, свой жертвенник-трибуну, около которой возносился всякий злобный, кощунственный вздор, заглушавший единичные голоса разума и дела. Работы некоторых комиссий Думы были почтенны, но пленумы были ристалищами злобных партийных схваток и безудержным глумлением над правительством. При этом последнее, кроме сильной самозащиты Столыпина, проявляет полное неумение защитить себя и Власть и не имеет ни убежденности, ни ораторского дарования, ни смелости. Голоса правительства страна не слышит вплоть до 1917 года.

Подпольная пропаганда сменяется «законной», из Думы. Выборгское воззвание и иные выходки кончаются разгонами, выборным законом 12-го июня и новой Думой, якобы законопослушной.

Однако, как ни сильна пропаганда Думы, как ни разносится она по стране, население (кроме общества и рабочих) не воспринимает ее злых призывов. Больше того: интерес к ней охладевает, в силу как бездарности ее лозунгов, так и глубоко мирного духа народного.

Деревня одно время прислушивается к Думе, но с 1907 года занята новым земельным устройством, покупкой земли благодаря повышению цен на хлеб, и налегает на работу. Дума блекнет. Надежд на ее творчество нет. Столыпин содержанием своих великолепных речей почти исчерпал программу строительства своего времени, и больше его и глубже сказать было некому.

С его смертью Дума становится свободной. Перед ней задача как-нибудь существовать и не быть совсем забытой народом. Она спасти себя может лозунгом – революция. По мнению бюрократии – законопослушная, она окажется на высоте доверия и русского общества, и интернационала – предаст Россию…

В последнюю эпоху царения Государь, совместно со Столыпиным, не принадлежавшим к бюрократии, подымает силы страны. После 1905 года крестьянство само отвергает мысль о бунте и берется за дело. Владельческое и крестьянское хозяйство делают успехи. Успехи эти местами таковы, что хозяева Запада могли бы у нас поучиться. Экспорт зерна достигает миллиарда пудов[44]. Не финансист Столыпин, оставляя прежнюю систему, предоставляет промышленности льготы и свободу развития. В планы Государя входит погашение долгов. Несмотря на помехи Думы, придирки и бесконечные запросы, ведомства начинают работать нормально.

Государь спокоен. Правовое землевладение автоматически обогащает страну. Дума, теряя при собственности революционную почву в деревне, больше не опасна, и Государь убежденно оставляет ее и выражает ей доверие.

Наступившее благополучие выводит из себя общество, и главенствующая партия народной свободы резко склоняется к социализму и ведет поход против земельной реформы. Партия – в контакте с международными заговорами. Старые Шиповские круги и Петербургская англоманская снобирующая знать и промышленные круги опять содействуют радикалам. С ними же — большинство бюрократии и интеллигенция. Примечательно, что с этой эпохи постепенно устанавливается связь общества с окружением и некоторыми членами Царской семьи. С 1905 года, когда определилась полная безнаказанность заговора (репрессии и временный военный суд после покушения на Столыпина ничтожны по числу казней); начинает работу зарубежная организация. В Женеве, Германий, Англии и Париже – совместное действие групп социалистов.

Наша полиция знает лишь некоторые узлы, но не знает ни корней заговора, ни вожаков в кругах заграничных капиталистов и правительственных лиц. Полиция и разведка, после умного Рачковского, при ничтожных расходах на розыск и при наличии Азефов-Мануиловых, почти ничего не знает. Состав разведки бездарен. Еще менее знает дипломатия; снобируя и не имея в личном составе ни одного сильного или талантливого, этот корпус существует для карьеристов и сибаритов. Заграничная дипломатия, капиталисты и социалисты крутят наших представителей вокруг пальца, а с другими, как Извольский и его друзья, готовят Россию к новому перевороту.

Эпоха 1907-1912 гг. – сложение этих заговоров. Террористические акты отложены. Устранен (агентом полиции) один Столыпин, и заговор против России принимает мировой масштаб.

Сознав невозможность вновь поднять крестьян, заговор бередит международные отношения. Поднят славянский вопрос; заработала печать. Дума вступается за славянство. Общественники и депутаты посланы в славянские земли. Английская и французская печать сочувствуют этому движению...

Государь оставлен в полном неведении замыслов этих организаций.

Революция 1905 года забыта и ничему не научила

Со смертью Столыпина авторитет правительства падает. Преемника он сам себе не находит, и посредственности, его сменившие, защитить Царя и Россию, как Столыпин, не сумеют. Историку придется взять список состава сановников той эпохи; из него явствует, что сильнее или лучше тех, кто были наверху в 1917 году, не было... [Это утверждение очевидца и активного участника российских событий первой половине 20-го века опровергает мнение о том, что чехарда в Правительстве была из-за влияния "темных" сил на Императора Николая Второго. У Царя просто не было выбора: лучшие и способные убиты, оставшиеся находятся в разной степени развращения агентами мировой закулисы.]

Столыпин был крупнейшим лицом последнего царствования. Последний сановник – барин, презиравший смерть... «Царю, Народу, Церкви – друг...» По смертельном ранении его первый жест был осенить Крестом Государя.

Движение это заветно для верного Царю поместного дворянства…»[45]

Г). Русские военные моряки оказались вместе с евреями и поляками в первых рядах разрушителей своего Государства

События, последовавшие за выходом Манифеста 17 октября, показали, что силы, творившие смуту в течение года, хотели не мира, а продолжения войны до полного разрушения Русского государства. Антирусский террор, являвшийся программной установкой враждебных России сил, только усилился. В результате амнистии [которую правительство провело по настоянию Витте][46] через несколько дней после Манифеста ряды врагов Русского государства пополнились многими тысячами закоренелых государственных преступников, сразу же активно включившихся в борьбу против законной власти и Русского народа.

Одиночные террористические акты не удовлетворяют уже потерявших всякую меру революционных бесов, продолжая убивать русских государственных деятелей, они берут курс на всеобщее вооруженное восстание.

26 октября под влиянием живой агитации большевиков и эсеров произошли крупные безпорядки среди военных моряков в Кронштадте. Восставшие захватили винные лавки и в пьяном виде совершили ряд злодейских убийств. Но уже 28 октября были подавлены.

[Чтобы понять, почему русские военные моряки вместе с евреями и поляками оказались в первых рядах разрушителей своего государства, приведем фрагменты одного выступления на митинге, состоявшемся в апреле 1917 год, в Петрограде, в Александровском Театре. Публика состояла «главным образом из рабочих, солдат, матросов и "их дам, но также были тут же и любопытствовавшие офицеры[47] и всякий "интеллигентский" люд. Между другими ораторами, говорил "лейтенанта французской службы", как он сам отрекомендовался, Лебедев, бывший эмигрант. …Этот господин … с большим апломбом разсказывал, каким путем его партия достигла того, что, в громадном своем большинстве, матросы русского флота оказались верными слугами революции. Нигде пропаганда не имела таких крупных успехов, как именно среди них, и все сделано было не в самой России, но заграницей, трудами эмигрантов.

По словам Лебедева, его партия, вполне понимая значение вооруженной силы в стране и стремясь ее подчинить своему влиянию, прежде всего избрала флот, как поприще для своей пропаганды, ибо матросы, во время заграничных плаваний и стоянок в различных портах, были гораздо доступнее агитаторам для "обработки", чем нижние чины армии.

Результаты оказались блестящими: флот удалось революционизировать настолько удачно, что, в нужный момент, он весь встал на поддержку революции.

Пропаганда на Балтийском флоте в России была почти невозможна, когда во главе его стоял Эссен. Громадная популярность и обаяние имени адмирала Эссена, умевшего сосредоточить в своих руках и неукоснительно строгую дисциплину, и порядок службы, и доверие и уважение подчиненных [!!!], в том числе и матросов, препятствовали развратительным попыткам оголтелых изуверов. Кроме того, – и это обстоятельство являлось как бы последствием первого, – для "героев подполья" пропаганда представляла слишком много личной опасности, чтобы стоило из-за малого результата, которого можно было достигнуть в неблагоприятных условиях, рисковать своими агентами.

…Имелся другой путь, совершенно безопасный и гораздо более действительный, а именно – деятельность заграницей, где русская, или вернее еврейская эмиграция была очень многочисленна, и где в распоряжении заправил [мировой закулисы] имелось сколько угодно ловких и исполнительных агентов…

По приходе русской эскадры в какой-нибудь иностранный порт, там ее уже поджидали заранее высланные “партийные работники”. Когда матросы отпускались "на берег", эти "партийные работники", как бы случайно, на улице сталкивались с ними и вступали в разговор. Начиналось с того, что высказывалась радость встрече с земляками заграницей, и мало по малу разговор принимал дружественный, задушевный характер. Затем, новые знакомцы любезно приглашали матросов зайти в ресторан выпить и закусить. Таким образом знакомство закреплялось, и в течение короткого времени удавалось заложить в головы матросов нужные мысли, причем обрабатывание этих голов в революционном духе делалось постепенно, с осторожной последовательностью. Первые знакомцы закладывали только "фундамент": развитие мыслей, внушаемых ими [под дармовую выпивку!][48], зависело уже от ловкости других "партийных работников", которые поджидали в следующем порту, где предстояла стоянка корабля, попавшего в обработку злейших врагов России. … Покидая очередную стоянку, судно увозило много готовых, распропагандированных эсерами матросов, считавшихся, между тем, матросами Его Величества, защитниками Царя и Родины…

"Сознательные" матросы, по возвращении в Россию, привлекали на сторону будущих разрушителей Русского Государства – все больше и больше приверженцев, как на самом флоте, так и вообще в населении, среди своих родных, друзей и знакомых.

Как разсказывал Лебедев, особенно "кипучей" была деятельность его и его единомышленников в период 1909-1913 годов. Как самохвально и иронически выразился он – «Все эти “Цесаревичи”, “Славы”, “Олеги”, “Богатыри”, “Авроры” и “Дианы” возвращались из заграничного плавания, имея на себе громадные грузы нелегальной литературы, которую матросы сноровисто проносили на корабль».

…Во флоте нам нужно было только нажать кнопку, чтобы там, где бы ни захотели, поднялось возстание. Так было в 1905 году с “Потемкиным”, “Очаковым”; в 1906-ом со Свеаборгом и “Памятью Азова”; в 1907-ом – во Владивостоке, с миноносцем “Скорый”. Так было организованно и не удавшееся возстание в Черном море в 1912 году.

Раз мы решали, что пора где-нибудь поднять флот, то наши руководители оказывались тут как тут, и часто матросы узнавали в них тех знакомцев, с которыми встречались заграницей». (Винберг. Крестный путь. С. 100-103).]