12. Россию из смут и волнения исторгла только мощная десница возмужавшего Петра  1

12.1. Десятилетний отрок Царь Петр посреди общего смятения твердым словом изгнал буйную толпу  1

12.2. В вопросе о Царевиче Государь преодолел отца. 3

12.3. Император Петр возымел страх явиться неблагодарным Вышнему, если пренебрежет исправлением чина духовного  5

12. Россию из смут и волнения исторгла только мощная десница возмужавшего Петра[1]

Работа А.Н. Муравьева “История Российской Церкви” занимает видное место в его творчестве. Книга адресована всем верующим людям, всем кому близка история родного Отечества, с которым так непосредственно связана история нашей Церкви.

Благоденствовала Церковь, ибо содействием Государя бдительный пастырь Иоаким угашал расколы, распространял просвещение в училищах духовных и даже, для лучшего надзора за духовенством и паствою, хотел учредить в расширяющемся Царстве до пятидесяти кафедр епископских, местных и викарных. Предприятие рушилось со смертью Феодора, и Государство временно погрузилось в смуты и волнения, из коих исторгла его только мощная десница возмужавшего Петра.

12.1. Десятилетний отрок Царь Петр посреди общего смятения твердым словом изгнал буйную толпу

1682. Неистовый стрелецкий бунт был началом зол, когда патриарх с благонамеренными боярами провозгласили на царство вместо болезненного Иоанна десятилетнего бодрого отрока Петра, под управлением матери Царицы Наталии и добродетельного боярина Матвеева. Честолюбивая сестра их царевна София, действуя втайне с родственными ей Милославскими, взволновала стрельцов, и жертвами их сделались в течение трехдневного бунта Матвеев, Нарышкины и все бывшие опоры царствования Алексея и Федора; едва не погиб сам патриарх, устремившийся с Красного крыльца увещевать толпу. Вынужденное провозглашение Иоанна для соцарствия Петру и приглашение Софии управлять с малолетними братьями были плодами первого мятежа стрелецкого, стоившего Отечеству столь драгоценной крови.

Скоро смятение гражданское приняло личину церковного. Пользуясь слабостью правительства, поп Никита Пустосвят[2], вторично отпал в раскол, стал собирать за Яузою и на Лобном месте грубую чернь для защиты будто бы Православия от лютых волков, как называл он все духовенство. Наглость его дошла до такой степени, что с толпою единомышленников ворвался он в Кремль… и требовал на состязание самого патриарха… Тогда для усмирения черни оба Царя велели собраться в свои палаты всех архиереев, и мятежники позваны были пред лице патриарха …[и 14 архиереев], в числе коих находился новопоставленный святитель Воронежа Митрофан. Пустосвят, сильно опровергаемый во всех своих доводах красноречивым архиепископом Холмогорским Афанасием, в порыве ярости бросился задушить его, но был удержан окружающими, и отрок Царь [Петр], грозно восстав с престола, посреди общего смятения твердым словом изгнал буйную толпу. Скопище рассеялось, пристыженное беснованием своего лжеучителя, которого постиг тяжкий припадок на площади, где был казнен; но тайные приверженцы его не переставали распускать вредные толки, между стрельцами и в окрестностях столицы. …

По возвращении из-за границы [и строгого наказания мятежников-стрельцов] … Петр отменил некоторые обычаи, не соответствующие Его образу мыслей [и толкуемые темными и необразованными людьми в пользу воров Царевой власти. Это]: торжественное шествие патриарха на осляти в Неделю Ваий, вкравшееся к нам из запада, которое и патриарх Иоаким уже запретил совершать прочим архиереям, и всенародное целование Царя с патриархом на площади Кремлевской, при так называемом действе нового года.

[С шествием осляти в Неделю Ваай Андрей Николаевич не совсем точен. Этот обряд не с запада к нам вкрался, а вел его во времена благоверного Царя Иоанна Грозного святитель Макарий, митрополит Московский. В этом шествии первосвященник на осляти символизировал человеческое естество Иисуса Христа, а Царь-батюшка, ведущий ослика, символизировал божественное естество Иисуса Христа и Самого Бога Отца, который везет Своего Сына на заклание во Искупление рода человеческого. Но ко времени царствования Петра Первого такое символическое понимание шествия осляти в Неделю Ваай было утрачено. Внешне же это шествие напоминало служение короля папе римскому и давало зримый повод к ереси папизма: думать, что Царь-Богопомазанник является холопом у патриарха, избранника человеков; губернатор, избранник Помазанника Божьего, является холопом у правящего архиерея. То есть духовное, символическое понимание обряда извратилось душевными человеками с точностью наоборот: человеческое естество, при таком еретическом понимании обряда, оказывалось выше божественного естества! Служитель Бога, являющий собой только при совершении священнодействий образ Иисуса Христа все освящающего, оказывался выше Помазанника Божьего, являющегося в каждый момент Своей жизни образом Иисуса Христа всем обладающего. Слуга Царя, духовный врач человеков, оказывался выше Самого Царя, господина всех членов народа Божьего.

Благоверный Царь Петр увидел в обряде шествия осляти в Неделю Ваай расхищение наследия Божьего в ересь папизма и отменил этот обряд. И это было сделано с одной единственной целью: не давать ни малейшего повода духовно слабым впасть в папистскую ересь! И понятно, почему и до ныне еретики-паписты крайне не довольны упразднением этого обряда.

Царь Петр] изменил и самое празднование нового года, перенеся оное, по примеру Европы, на первое января… и, несмотря на сей столь важный переворот летоисчисления гражданского и церковного, новое лето 1700 года встречено было без малейшего смятения. …

12.2. В вопросе о Царевиче Государь преодолел отца

Новое путешествие Государя за границу для скрепления Северного союза во время военных действий ознаменовалось для Него огорчениями политическими от непостоянства союзников и семейными от недостойного сына. Напрасно Петр готовил Себе преемника в юном царевиче Алексие; рано обнаружилась в нем неспособность к занятиям воинским и гражданским и ненависть ко всем преобразованиям великого отца. Память о заключении своей матери Евдокии в стенах суздальских[3], дурные советы людей мирских и духовных, которые благоприятствовали его образу мыслей, ибо надеялись видеть в нем восстановителя древнего [уже Богу неугодного] порядка вещей, довершили нравственное расстройство Алексея. Угрожаемый лишением престола, он изъявил желание оставить свет, но, не в силах будучи расстаться с своими грубыми страстями, решился искать себе спасения от строгого родителя за границей [опять же по дурным советам его "друзей"]. В Голландии услышал Петр горькую весть о его бегстве и послал отыскать сына в областях императора Римского, сам же продолжал путь в Париж. Там знаменитая Академия Сорбоннская, пользуясь личным присутствием Государя, предложила Ему соединение Церкви Западной с Восточною; но благоразумно отклонил Он от Себя дело столь важное, обещая только повелеть архиереям Российским отвечать на писания Сорбонны.

Петр поспешил возвратиться в Свое Государство, куда скоро привезли виновного Царевича, найденного в Неаполе; он был торжественно отрешен от престола в древней столице, и над ним открылся суд духовных и мирских сановников. Между соумышленниками нашлись лица, близкие Царю, и несколько духовных: опять прежняя Царица Евдокия, которая употребляла во зло оставленную ей свободу в Суздале, и благоприятствовавшие ее честолюбивым видам епископ Ростовский Досифей, архимандрит Симоновский, духовник Царевича, и сестра Государева Царевна Мария, уже третья после Софии и Марфы восставшая на брата. Она заключена была в крепость Шлиссельбургскую, и усилено заточение …[бывшей Царицы Евдокии, а с 1698 года монахини Елены,] в Новоладожской обители; лишенный сана, Досифей предан казни светской[4] с прочими сообщниками царевича. Над ним одним медлил произнести приговор родитель, хотя уже открывший его преступные замыслы; Он ожидал совершенного сознания и перенес следствие в новую столицу, но Царевич сознавался только по уликам, действуя нерешительно. Наконец Государь преодолел отца; судом гражданским и духовным изречен был смертный приговор, но одно о нем известие так поразило Царевича, что он внезапно скончался. Прямым наследником остался малолетний сын его Петр, ибо другой младенец сего имени, рожденный Екатериною от Великого Петра, предупредил его на скоротечном поприще. …

12.3. Император Петр возымел страх явиться неблагодарным Вышнему, если пренебрежет исправлением чина духовного

Иннокентий Кульчинский, назначенный начальником духовной миссии в Пекин, посвящен был первым епископом в Иркутск и положил там благое начало, прославившись святостью жизни и нетлением по смерти. Это был третий святой современник Петра, после святителей Митрофана [Воронежского] и Димитрия [Ростовского, которые были опорой Петра в Его преобразованиях и] которым свыше назначено было просиять чудесами во дни наши.

Среди бури воинской процветала и новая столица Царя, усиленно созданная Им на берегах Невских; воля Его победила природу и предубеждение первопрестольной Москвы. Храмы и здания, общественные и частные, росли постепенно подле убогого жилища великого основателя и скромного собора Троицкого[5]; уже сооружен был великолепный кафедральный собор во имя верховных апостол Петра и Павла; возникла и Лавра Невская, поставленная наряду с двумя древними Лаврами, Печерской и Сергиевскою. Она ожидала в утверждение себе нетленных мощей Великого Князя Александра, славного воителя на тех местах, где положил ей начало другой победитель шведов… [Император Петр Великий, дабы увековечить в памяти потомков двух победителей и их победы над шведами – этих грозных, воинственных соседей русского народа, приурочил прибытие мощей святого Александра Невского в северную столицу ко дню заключения Ништадского мира со Швецией. В 1724 году 30 августа/12 сентября, через 3 года, день в день, по заключению вечного мира со Швецией Император Петр Великий «…со всем двором торжественно встречал их [мощи святого Александра Невского] на Неве и Сам перенес их сперва на Свою галеру, а затем с галеры в церковь вновь учрежденного Невского монастыря.»[6]]

Наступило, наконец, время устроить дела церковные, долго бывшие в нерешительном состоянии от воинских и гражданских смятений. Петр, победитель всех Своих врагов, украшенный титлом Императора и Отца Отечества, по собственному выражению, не суетный на совести возымел страх, да не явится неблагодарным Вышнему, если, получив от Него столько успехов в исправлении чина воинского и гражданского, пренебрежет исправлением чина духовного.

Нельзя было долго медлить; добродетельный блюститель патриаршего престола, митрополит Стефан… чувствовал уже приближение старости и не в силах был следовать повсюду за деятельным Петром. …Еще в 1718 году … Государь говорил, что одно соборное правительство могло бы быть достаточно для нужд церковных, и еще более утвердился в сей коренной Своей мысли, которую в течение долгого царствования постепенно приводил в исполнение учреждением Сената и двенадцати коллегий. Он видел на опыте, какую великую пользу принесло Государству сосредоточение гражданского управления в Сенате, и начал решительнее помышлять об учреждении постоянного поместного Собора, более безпристрастного и важного в своих определениях, нежели одно лице патриаршее.

Составление регламента духовного для руководства сему правительственному Собору возложено было на епископа Псковского Феофана, который изложил подробно в трех отдельных частях регламента состав и вину [в смысле - обязанности] такого правления, дела, ему подлежащие, должность, действия и силу самих правителей, по образцу древних соборов и по правилам св. отец. Вместе с обязанностью епископов в отношении сего высшего правительства, монашествующих и мирских лиц своих епархий, обсуждены были в регламенте и средства к исправлению нравственному паствы, к назиданию ее в догматах веры, к искоренению расколов и к обучению готовящихся на места священнические в семинариях…

Дело, столь важное, внимательно было рассуждаемо на Соборе, созванном в новую столицу в начале 1721 года, и весь регламент читан в присутствии блюстителя патриаршего престола …[двух митрополитов, четырех епископов, шести] архимандритов и семи важнейших сановников Государства и засвидетельствован руками всех, за скрепою царской руки; потом же еще подписан всеми архиереями и первостепенными архимандритами и игуменами Российской Церкви. [То есть, Император Петр нашел веские аргументы, которые убедили священство (они в этом расписались!) прекратить все попытки красть власть над наследием Божиим у Царя – у Богопомазанника.]

Тогда торжественно открыт был при высочайшем присутствии Императора Петра сей постоянный Собор духовный, долженствующий навсегда управлять …[духовными вопросами Церкви Российской], под именем Святейшего правительствующего Синода, с возношением сего титула на всех ектениях, где [прежде] поминались патриархи. …

Обнародовано было сие соборное правительство [(Синод) по церковным вопросам равное своим статусом с правительством светской жизни народа Божьего (Сенатом)] по всей России, но еще требовалось для вечной твердости оного признание прочих Восточных Церквей, дабы ненарушимо было единство Кафолической Церкви. Император Петр … Сам написал грамоту к патриарху [Константинопольскому] Иеремии. Извещая о нуждах Церкви Российской, побудивших Его принять о ней попечение по образцу древних благочестивых Царей и установить с властью равнопатриаршескою духовный Синод для ее правления, - Петр уповал, что и он, как первый архиерей Восточной Кафолической Церкви, признает за благо сие учреждение, известит о том прочих блаженнейших патриархов, Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского, и будет иметь общение с Святейшим Синодом, как с прежними Всероссийскими патриархами. …

[Ответом грамоте Императора Петра] такова была грамота из Царяграда: «Иеремия, милостию Божиею патриарх Константина града.

Мерность наша, благодатию и властию Всесвятаго, животворящего и совершенноначальствующего Духа, узаконяет, утверждает и провозглашает, от благочестивейшего и тишайшего Самодержца, святого Царя всея Московии, малыя и белыя России, и всех северных, восточных, западных и иных стран обладателя, Государя, Государя Петра Алексеевича, Императора, по Духу Святому нам возлюбленного и превожделенного, в Российском святом великом царстве учрежденный Синод. Есть и нарицается он нашим во Христе братом, святым и священным Синодом, от всех благочестивых и православных христиан, священных и мирских, начальствующих и подначальных и от всякого лица сановного; и имеет власть творити и совершати, елика четыре Апостольскии, святейшии патриаршии престоли. Воспоминаем, завещаем и устанавливаем ему, да хранит и содержит непоколебимы обычаи и правила священных, вселенских, святых седми Соборов и прочая, елика содержит Восточная Святая Церковь и да пребывает во вся веки неколебим. Божия же благодать, и молитва, и благословение нашея мерности да будет с вами. 1723 г. сентября 23.

Иеремия, Божиею милостию, Константинопольский патриарх, во Христе брат ваш.»