1. Петр Великий был истинный сын Своей родины и Своего народа, его необыкновенно могучим олицетворением   1

1.1. Его силой, Его величием, Его успехом была эта неиссякаемая энергия. 1

1.2. Петр был в постоянном самотречении ради грандиозного будущего, предназначенного Его Родине - России  4

1. Петр Великий был истинный сын Своей родины и Своего народа, его необыкновенно могучим олицетворением[1]

«Масштаб могучей личности Петра Великого, «поднявшего Россию на дыбы», не измерить привычными мерками. Известный историк К. Валишевский, исследуя феномен этого … [пытается раскрыть] почти сверхъестественную энергию помыслов и действий русского Царя-реформатора».

1.1. Его силой, Его величием, Его успехом была эта неиссякаемая энергия

Счастье души в деятельности! Величайший поэт Севера разгадал Героя великой эпохи и в нескольких словах выразил весь Его темперамент, характер и даже гений. «В стремлении к деятельности заключается Его истинный гений», - сказал также Поссельт. Да, Его силой, Его величием, Его успехом была эта неиссякаемая энергия, делавшая из Него и в физическом, и в духовном отношениях самого подвижного, неутомимого, полного «жажды деятельности» человека из когда-либо существовавших на земле. Нет ничего удивительного, что легенда задумала превратить Его в подкидыша, сына родителей-иностранцев: настолько сильно не походит Он к той среде, в которой родился! [Богопомазанник, водимый Духом Святым, естественным образом духовными очами Своими отличал Истину от лжи под Истину. А потому] Он был свободен от всяких предрассудков, а москвичи были полны ими. Они были религиозны до фанатизма, Он – почти вольнодумец. Они опасались всякого новшества, Он неустанно стремился к всевозможным нововведениям. Они фаталисты, Он - человек инициативы. Они стойко держались за внешность и обряды, Он доводил в этом отношении Свое пренебрежение до цинизма[2]. И наконец, они – вялые, ленивые, неподвижные, словно застывшие от зимнего холода или заснувшие нескончаемым сном, Он – сгорающий лихорадкой деятельности и движения, насильственным образом заставляющий их очнуться от оцепенения и спячки.

Он постоянно спешит. В экипаже Он постоянно летит в галоп; пешком Он не ходил, а бегал. Его любимым развлечением в часы досуга являлась опять-таки работа. Заставить Его приостановиться или, по крайне мере, согласиться поберечь Себя в такой непомерной трате сил могла только болезнь, лишавшая Его возможности двигаться. И как Он тогда охал и огорчался и извинялся перед Своими сотрудниками: пусть Они не думают, что это лень с Его стороны, Он, право, не в состоянии, чувствует Себя слишком слабым!

И однако при всем том, и даже именно благодаря этому, Петр был истинный сын Своей родины и Своего народа, и нетрудно поручиться за подлинность Его метрического свидетельства. Он является воплощением периода национальной жизни, в этих широтах находящейся в зависимости от особых физических условий. После долгой, суровой зимы неожиданно и поздно наступает весна, благодаря могучим притокам растительных соков мгновенно покрывающая зеленью проснувшуюся землю. Душа русского народа переживает такие же весенние пробуждения и взрывы жизнедеятельности. Продолжительные студеные зимы делают его ленивым, не изнеживая, однако, как жар Востока, напротив, закаляя его дух и тело в неизбежной борьбе с безжалостной и неблагодарной природой. С возвращением солнца необходимо спешить, чтобы поспевать за торопливой работой стихии и в несколько недель справиться с делом нескольких месяцев. Отсюда проистекают физические и духовные привычки народа, а также и способности его. Петр является только его необыкновенно могучим олицетворением, и исключительное в нем – только пережиток диких, стихийных сил, проявляющихся в эпических героях русских былин, сверхъестественных богатырей, несущих, словно тяжелое бремя, избыток мощи, которую они не знают к чему применить и тяготятся своею силою!

Царь Петр не искал опасности, как Его противник – швед; не находил в том удовольствия. При Полтаве Петр мужественно исполнял Свой долг, не щадя Себя в самом разгаре битвы[3]. К этому Он заранее подготовился, как к тяжелому и ужасному испытанию, без воодушевления, но и без слабости – холодно, почти печально. Царь Петр не искал опасности, как Его противник – швед; не находил в том удовольствия. Придя к известному решению, Он не отделял личной опасности, грозящей Ему, от опасности для всех окружающих, взвешивал ее с одинаковой хладнокровием и в случае надобности принимал с тем же душевным величием.

В 1713 году вице-адмирал Крюис выразил желание, чтобы Он не подвергал Себя риску опасной крейсеровки, указывая на недавнюю катастрофу – пример шведского адмирала, пошедшего ко дну вместе со своим судном. Петр написал на полях рапорта: «Окольничий Засекин подавился поросячьим ухом… Я никому не советую и не приказываю рисковать зря; но получать деньги и уклоняться от службы стыдно». Им всегда руководило чувство обязательного исполнения долга, а не чувство необходимости крупных мужественных добродетелей и героических жертв. [За ними благочестивейший Государь очень часто обнаруживал фарисейство или даже ханжество.] Но никогда сразу Ему не удавалось взобраться на вершину, и этот человек, со временем один из самых неустрашимых, решительных и настойчивых, подвержен был быстрым припадкам отчаяния и растерянности, наступавшим в некоторые критические минуты.

Смешение гибкости и стойкости, обнаруживаемое Царем Петром, точно свыше предназначенное сбережение Его сил. Ему оно оказывало свои услуги при решении наиболее важных вопросов. Отсюда, без сомнения, проистекала то легкость, с какою Он менял Свой фронт, обращаясь спиной к Турции, чтобы повернуться лицом к Швеции, отказывался от проектов на Азовском море, чтобы перенестись на Балтийское, - всегда и везде увлекаясь до глубины души и никогда не разбрасываясь в своих усилиях. Отсюда же и большая легкость в признании – всегда в мелочах[4] – ошибок личного суждения, сделанной опрометчивости… Но это не мешало Ему в других случаях твердо стоять на Своем, против всеобщего мнения и чьего-либо влияния, наперекор всем и всему. [И понятно почему так, ибо решения больших, глобальных вопросов у Помазанников Божиих осуществляются по наитию Духа Святаго, а в мелочах ошибочные суждения происходят из-за личного несовершенства плоти Богопомазанника. Духовноповрежденные, в силу своего упрямства и своей гордости, твердое отстаивание другим человеком исполнения им воли Бога обычно называют упрямством и гордостью.]

Никто не умел так настойчиво заставлять Себе повиноваться.

В Петре таился неистощимый запас веселости, а также широкой общительности. По некоторым Своим свойствам характера и темперамента Он до зрелого возраста оставался ребенком с наивной жизнерадостностью, потребностью в излияниях и простотой молодости. При каждом казавшемся Ему счастливым происшествии Он не мог удержаться, чтобы не поделиться Своей радостью со всеми, кого, по Его мнению, это могло интересовать. В 1721 году среди народных увеселений, сопровождавших заключение Ништадтского мира, Он имел вид отпущенного на свободу школьника, прыгал и жестикулировал в толпе, вскакивал на столы и распевал во все горло. Он до последних лет Своей жизни любил шутить и поддразнивать, увлекаясь грубыми проказами, всегда готовый к шалостям.

Если Царь Петр не был доступен жалости, когда сознавал свою правоту, но был далеко не чужд ее, когда, по Его мнению, дело не затрагивало государственных интересов. Знаменитая аксиома уголовного права, поставленная в заслугу Екатерине Второй: “Лучше помиловать десять виновных, чем осудить на смерть одного невиновного”, - не принадлежит к наследию, оставленному Великой Государыней. Петр Сам начертал ее собственноручно, да еще в воинском регламенте.

Царь Петр Великий умел, при всей необузданности Своего темперамента, в общем и чаще всего подчинять Свои чувства всенародному закону, первым рабом которого Он Себя объявил, думая таким образом приобрести право покорить Себе все воли, все умы, все страсти – незаметно, но неуклонно. [То есть Император не мог позволит Себе что-либо требовать от Своих подданных, если считал это необяза­тельным для Себя, если Сам этого не делал или не умел делать!]

1.2. Петр был в постоянном самотречении ради грандиозного будущего, предназначенного Его Родине - России

Мозг Петра обладал строением поистине феноменальным. Характер и сила его блеска невольно вызывает сравнение с Наполеоном I[5]. Та же неутомимость в работе без видимых признаков усталости. Та же мощь, эластичная и гибкая. То же уменье охватывать сразу бесконечное множество вопросов, самых разнообразных по существу, - без заметного рассеивания мыслительных способностей, без всякого ослабления из относительно каждого вопроса в частности. В 1698 году пока русские послы спорили с императорскими сановниками в окресностях Вены, обсуждая подробности своего торжественного въезда в столицу, Петр Михайлов, постоянно вмешиваясь в эти раздражавшие Его пререкания, занимался перепиской с Виниусом о постройке русской церкви в Пекине!

Это был умственный очаг с развитой до крайних пределов чисто славянской способностью, определенной Герценом как «восприимчивость». Как только речь заходила о том, чтобы что-нибудь увидеть или узнать, Петр загорался таким нетерпение, что Наполеон мог показаться выдержанным человеком в сравнении с Ним. Прибыв в Дрезден после целого дня путешествия, совершенно измучевшего всех Его спутников, едва успев поужинать, Он потребовал, чтобы Его свели в “Кунсткамеру”, местный музей; пришел туда в час ночи и пробыл до утра, удовлетворяя Свою любознательность при свете факелов. Вообще эта любознательность, как уже сказано, была настолько же всеобъемлюща и неутомима, насколько лишена чувства выбора и меры. Царица Марфа Апраксина, вдова Федора, умерла в 1715 году, пятидесяти одного года от роду. Петр пожелал проверить справедливость мнения, распространенного в обществе, о том, что Федор был болезненный, но Марфа, тем не менее, придерживалась строгих нравов. С этой целью Он задумал Сам произвести вскрытие трупа, и, кажется, вынес благоприятное заключение относительно добродетели Своей невестки.

Петр умел почти из всякого [человеческого] материала создавать превосходнейшее орудие, созидавшее могущество и престиж Его Родины; Он был несравненным организатором, и нельзя не согласиться с некоторыми Его почитателями, что Он опередил Свое время в вопросе о рекрутском наборе, в применении известных принципов, теоретически подтвержденных и провозглашенных гораздо раньше Его на Западе, но отстраненных рутиной из области практического пользования. [Если это действительно так, то тем более этот факт свидетельствует о творческом подходе Царя Петра Первого при приобретении знаний и опыта на Западе.]

Это был ум светлый, ясный, точный, идущий прямо к цели, без колебаний и отклонений, как орудие, управляемое твердой рукой. Петр был идеалистом в общем подчинении Своей мысли и постоянном самотречении ради цели, лишенной всякого материализма и непосредственной осязаемости, - ради грандиозного будущего, предназначенного, по Его мнению, Родине. Народ грубый Он превратил в народ фанатичный. После Него остаются не только легенды, но религия, которая в противоположность остальным религиям одухотворяется, вместо того чтобы материализироваться в наивных сознаниях, куда заложены ее начала. Современная Святая Русь, практичная и грубая, как Он, да еще вдобавок мистически настроенная, стремящаяся как многоголовая провозвестница нового учения преобразовать старую Европу, наводнив ее, - это Его наследие.

[Как мы знаем, Император Петр Великий был прав. И Его самоотречение ради России при выполнении замысла Божьего о великом русском народе было не напрасно: ибо Россия стала Великой Державой мира. К. Валишевский, будучи не православным и считая православных "схизматиками", отвергает грандиозное будущее России и не понимает «мистических» настроений русского богоносного народа. Но очень важно, что иноверный историк этот факт отмечает и относит его к наследию Богопомазанника Петра Великого. А от этого непонимания и отвержения иноверцем не произойдет отмены обетования о грядущем воскресении России! Когда К. Валишевский писал об этом (в 1897 году), Россия уже тогда была мощной Державой и ее мощь увеличивалась. Даже в советское время Россия была, и даже ныне разрушенная остается, одной из самых великих держав мира! Именно Россию, великого русского народа и грядущего Царя-победителя боится и ныне вся бесовская чернота мира, ибо она знает, что всех врагов Иисуса Христа Бог положит в подножие ног Его (Пс. 109,1; Мф. 22,44; Ев. 1,13) руками богоносного русского народа, который возглавит Царь-победитель.]

В Петре замечается глубокое осознание того, что составляет основу всякой дисциплины: повиноваться, чтобы Самому Тебе повиновались, служить, чтобы Самому служили. “Я служу…” “С тех пор, как на службе” – постоянно употребляемые Им выражения. И столь же явственной и постоянной была Его забота приучить Своих подданных к тому же, вселить в их представление и души высший идеал, которому Он отдавал всю Свою жизнь и которому все должно быть принесено в жертву, идеал, перед которым никто ничего не значил, - даже Царь! [Высший идеал у православного христианина – это выполнение воли Бога, через добросовестное служение своиму законному царю (жена и дети – своему мужу и отцу, русские – своему Богопомазаннику из Царствующего Дома Романовых). Именно такое служение и позволяет стяжать благодать Духа Святаго, которая и является целью христианской жизни. Естественно, от служения Богу, от выполнения воли Его не может быть освобожден и Царь-Богопомазанник. Польский буржуазный историк К. Валишевский такое отношение к воли Бога и к своему служению Ему называет фанатизмом.]