|
Елисеев А.В.
Разгадка 1937 года. «Преступление века» или спасение страны? Издательство Яуза-Эксмо, Москва, 2009
384 стр., 84X108 1/32 Тираж 4000 экз.
|
Предлагаем
познакомиться с книгой Александра Елисеева “Разгадка 1937 года.
«Преступление века» или спасение страны?”. В аннотации к этому изданию
читаем: «Вот уже более полувека нам твердят, что 1937 год был самым черным,
кровавым и постыдным в советской истории. Что в «страшном 37-м» жертвами
«преступного режима» пали «миллионы невинных». Что в ходе политических
репрессий были «истреблены лучшие из лучших», «выбита интеллигенция» и
«обезглавлена армия». Что главным виновником и инициатором Большого Террора является
И. В. Сталин.
Данная
книга опровергает все эти мифы, не оставляя камня на
камне от хрушевской лжи, раскрывая подлинный смысл «сталинских
репрессий», разгадывая главную тайну XX века».
На нашем
сайте эту книгу смотри здесь. Другую книгу Александра Елисеева “1937. Сталин против
заговора "глобалистов"” на нашем сайте смотри здесь.
Вот
оглавление этой книги.
Введение ...................... 5
Глава 1. Консервативный большевизм ................. 13
Глава 2. Загадка "тирана" ..................................... 53
Глава 3. Красные князьки ..................................... 74
Глава 4. Государство и реформатор ................... 108
Глава 5. Дедушки советской перестройки ........... 140
Глава 6. Милитаристы против партии .................. 178
Глава 7. «Демон революции» на защите Запада . 197
Глава 8. Легальный оппонент вождя .................... 244
Глава 9. Под прицелом – Сталин ......................... 268
Глава 10. Кровавая развязка ............................... 320
Глава 11. Победитель и побежденный ................. 357
Заключение .......... 376
Литература ........... 378
С
первых же лет советской власти Сталин выступал как последовательный
прагматик, ставящий геополитические интересы страны превыше
абстрактных и утопических идей.
|
Портрет Иосифа Виссарионовича Сталина
О Сталине смотри Сборникчтобы получить больший размер, тропарь, кондак и молитву - нужно кликнуть мышью
|
Как
видно, Сталин вовсе не был поклонником революционного радикализма – ни во
внешней, ни во внутренней политике. Но как же все-таки быть с репрессиями?
Может быть, радикальный консерватор Сталин все же был склонен к жестокости, и
это обстоятельство вызвало противоречивость его внутренней политики?
Сомнительно. Но попробуем порассуждать и на эту тему. Посмотрим – имел ли Иосиф
Виссарионович склонность к проведению репрессивной политики. Ведь что ни говори
о сталинском консерватизме и сталинской осторожности, а сам факт массовых
репрессий 1937-1938 годов налицо. И его надо объяснить.
Прежде
всего, давайте обратим внимание на то, что сам Сталин вовсе не был каким-то
любителем репрессий. Он, конечно, прибегал к ним, но лишь тогда, когда считал
их неизбежными. По возможности же старался избегать их или смягчать.
Вот
несколько крайне показательных примеров. Сам Троцкий в письме к своему сыну Л.
Седову (от 19 ноября 1937 года) признавался, что Сталин, в
отличие от него и других красных вождей, был противником штурма
мятежного Кронштадта. Он был убежден, что мятежники капитулируют
сами.
Еще один
пример. В 1928 году был организован процесс по так называемому «Шахтинскому
делу». На нем судили специалистов-инженеров, которых обвиняли во вредительстве.
В Политбюро столкнулись два подхода к судьбе обвиняемых. «Гуманист» и «либерал»
Н.И. Бухарин вместе со своими «правыми» единомышленниками – А.И. Рыковым и М.П.
Томским выступали за смертную казнь. А «кровавый» тиран Сталин был
категорически против.
Сталин
был и против казни самого Бухарина. На февральско-мартовском
пленуме ЦК (1937 год) бывшего «любимца партии» вместе с Рыковым обвинили в
«контрреволюционной» деятельности. Для решения их дальнейшей судьбы пленум
создал специальную комиссию. Во время ее работы были выдвинуты три предложения.
Нарком Н.И. Ежов предложил предать Бухарина и Рыкова суду с последующим
расстрелом. Первый секретарь Куйбышевского обкома П.П. Постышев предложил
предать их суду без расстрела. Предложение же Сталина сводилось к тому, чтобы ограничиться
всего лишь высылкой. И это предложение задокументировано, оно содержится в
протоколе заседания комиссии, датированном 27 февраля 1937 года.
Безусловно,
Сталин был заинтересован в отстранении Бухарина и Рыкова от политической
деятельности (исключении из ЦК и партии), но крови их он не жаждал. Однако
более радикальные члены ЦК Сталина не поддержали. Характерно, что среди них
оказались такие «безвинные» жертвы репрессий, как упомянутый уже Постышев, С.В.
Косиор (первый секретарь ЦК Компартии Украины), Н.Э. Якир (командующий Киевским
военным округом). В то же время либеральное предложение поддержали «кровавые
сталинские палачи» – В.М. Молотов и К.Е. Ворошилов. И все равно Сталин
добился передачи дела обвиняемых на дознание в НКВД, не
желая подменять правоохранительные органы.
Еще
раньше, в 1936 году, на декабрьском пленуме ЦК он призвал обвинителей Бухарина
и Рыкова не торопиться с выводами и внимательно исследовать дело. И любопытно,
что в качестве обвинителей опять-таки выступали «безвинно пострадавшие» – Косиор,
первый секретарь Западно-Сибирского крайкома Р.И. Эйхе, первый секретарь
Донецкого обкома С.А. Саркисов. Также любопытно, что еще в августе-сентябре
Косиор был в числе защитников Бухарина, против которого дал показания на первом
московском процессе. Позже мы еще остановимся на этой метаморфозе, которая
объясняется сменой политической обстановки.
Сталин
отнюдь не был жесток ко всем бывшим участникам оппозиций. Он ничего не
предпринял в отношении бывших активных троцкистов – А.А. Андреева и Н.С.
Хрущева. Последний вообще держал свое троцкистское прошлое в тайне и рассказал
о нем Сталину только в 1937 году, в кулуарах московской партийной конференции.
Сталин, по собственному рассказу Хрущева, не бросил ему и слова упрека. Он
даже порекомендовал Никите Сергеевичу не сообщать об этом никому, чтобы не
портить нервы. Но присутствовавший при разговоре Молотов все же убедил
Сталина порекомендовать Хрущеву рассказать о своем бывшем троцкизме участникам
конференции.
Весьма
любопытно свидетельство сталинского наркома земледелия И.А. Бенедиктова: «...по
вопросам, касавшимся судеб обвиненных во вредительстве людей, Сталин в
тогдашнем Политбюро слыл либералом. Как правило, он становился на сторону
обвиняемых и добивался их оправдания, хотя, конечно, были и исключения... Да и
сам я несколько раз был свидетелем стычек Сталина с Кагановичем и Андреевым,
считавшимися в этом вопросе «ястребами». Смысл сталинских реплик сводился к
тому, что даже с врагами народа надо бороться на
почве законности, не сходя с нее...»
Сталин
так и не тронул самого главного своего оппонента в области внешней политики
М.М. Литвинова – даже после того, как тот перестал быть наркомом иностранных
дел. Он также сохранил жизнь и свободу Г.И. Петровскому, который участвовал во
многих антисталинских интригах и отзывался о Сталине с нескрываемой неприязнью.
Характерно, что именно Петровский был одним из инициаторов попытки смещения
Сталина на XVIII съезде, когда ряд делегатов предложили поставить во главе
ВКП(б) СМ. Кирова. Тем не менее Петровский репрессиям не подвергся и даже
пережил самого Сталина на несколько лет.
О многом
говорит история с А.А. Сольцем, который некогда был одним из руководителей
Центральной контрольной комиссии ВКП(б). Осенью 1937 года Сольц, будучи уже
помощником прокурора СССР по судебно-бытовому сектору, выступил на партактиве
Свердловского района Москвы с острой критикой в адрес Прокурора СССР А.Я.
Вышинского и репрессивной политики. Сольц потребовал создания особой комиссии
для расследования деятельности Вышинского. Собрание было шокировано этим
выпадом, раздались даже призывы расправиться с «волком в овечьей шкуре». Но
ничего страшного не произошло. Сольца не репрессировали, а только освободили от
занимаемой должности – несколько месяцев спустя, в феврале 1938 года, в связи с
возрастом и болезнью. Неугомонный старик с этим не смирился и настойчиво
требовал встречи со Сталиным, как будто у того не было более важных дел.
Пришлось полечить его два месяца в психиатрической клинике. В годы войны Сольц
был заботливо эвакуирован в Ташкент, где и умер своей смертью за несколько дней
до Победы.
После
войны Сталин отказался репрессировать маршала Г.К. Жукова, к
которому испытывал огромную неприязнь и который часто и резко спорил с
вождем. И это несмотря на то, что госбезопасность «сигнализировала»
Сталину об «измене» маршала. Есть объяснение, согласно которому Сталин побоялся
тронуть «народного любимца». Но это полная чушь. Во-первых, авторитет Сталина
перевесил бы авторитет десятка Жуковых. Во-вторых, авторитет Жукова был не таким
уж и огромным – в отличие от Рокоссовского или Конева. Солдаты
его недолюбливали – из-за пренебрежения к человеческим жизням
во время войны. И, в-третьих, Сталин вполне бы мог организовать Жукову нечто
вроде автомобильной катастрофы. И все-таки он его не тронул, ограничившись
перемещением с поста замминистра на пост командующего Одесским военным округом.
Показательно,
что в выступлениях Сталина никогда не было того пафоса осуждения врагов,
который присущ многим ораторам 30-х годов. Более того, иногда он выражал
сожаление о том, что такие-то и такие-то оказались в лагере противника. Это
заметил Ю. Мухин в интересной, хотя и очень спорной работе «Убийство Сталина и
Берия». Он цитирует любопытный отрывок из сталинского выступления на заседании
Военного совета от 2 июня 1937 года. В нем вождь обещает простить всех тех,
кто оступился. Не удержусь от частичного воспроизведения этого отрывка: «Я
думаю, что среди наших людей, как по линии командной, так и по линии
политической, есть еще такие товарищи, которые случайно задеты. Рассказали ему
что-нибудь, хотели вовлечь, пугали. Шантажом брали. Хорошо внедрить такую
практику, чтобы, если такие люди придут и сами расскажут обо всем, –
простить их... Кой-кто есть из выжидающих, вот рассказать этим
выжидающим, что дело проваливается. Таким людям нужно помочь с тем, чтобы их прощать...
Простить надо, даем слово простить, честное слово даем».
Сталину
претило воспевание репрессий, карательных методов, которое стало нормой для
многих представителей политической и творческой элиты. По свидетельству
адмирала И.С Исакова, во время посещения Беломорско-Балтийского канала Сталин
не хотел выступать, всячески отнекивался. Все-таки один раз он выступил,
испортив настроение многим «энтузиастам». Сталин резко раскритиковал (за
излишний пафос) предыдущие выступления, в которых воспевалась стройка и
сопутствующая ей «перековка» заключенных.
В
перестройку было принято противопоставлять жестокому Сталину «гуманиста»
Ленина. Между тем «самый человечный человек» критиковал Сталина за излишнюю
мягкотелость по отношению к врагам. Как-то во время одной из бесед с
Молотовым Ф. Чуев спросил, кто был жестче – Ленин или Сталин? Молотов уверенно
ответил: «Конечно, Ленин. Строгий был. В некоторых вещах строже Сталина.
Почитайте его записки Дзержинскому. Он нередко прибегал к самым крайним мерам,
когда это было необходимо. Тамбовское восстание приказал
подавить, сжигать все. Я как раз был на обсуждении. Он
никакую оппозицию терпеть не стал бы, если была такая возможность. Помню,
как он упрекал Сталина в мягкотелости и либерализме: «Какая
у нас диктатура ? У нас же кисельная власть, а не диктатура».
Зато
Ленин очень хвалил Троцкого с его методами расстрела каждого
десятого в отступившей красноармейской части. Он всячески защищал
Троцкого от обвинений в жестокости, утверждая, что Лев Давидович пытается
превратить диктатуру пролетариата из «киселя» в «железо».
В свое
время я очень сильно удивлялся тому, что: наши либеральные и демократические
обличители коммунизма основной огонь своей критики направляли и направляют
именно против Сталина. Ленину, конечно, тоже достается, но не столь сильно.
Главный демон – именно Сталин. Помнится, как в середине 90-х годов Г.А. Зюганов
решил процитировать отрывок из сталинской речи на XIX съезде. Так гневу
либеральных журналистов не было предела. Дескать, вот, наконец-то, Зюганов окончательно
показал свое тоталитарное лицо. Но всякие культовые ритуалы коммунистов,
связанные с Лениным, их не раздражали, скорее забавляли.
Как же
так? Ведь именно Ленин был основателем «советской», большевистской системы. И
он был гораздо жестче Сталина, при нем погибло намного
больше людей. Почему же большая часть шишек достается Сталину? А все
очень просто. Сталин выволок на своем хребте великую державу и сделал ее
сверхдержавой. А либералам нужно, чтобы Россия стала всего лишь частью Запада, войдя
туда на правах прилежного ученика. Вот они и не могут простить Сталину
изменение траектории движения России в конце 20-х годов. Проживи Ленин чуть
подольше или приди к власти какой-нибудь действительно «верный ленинец», страна
бы просто не выдержала груз коммунистической утопии. Она бы сломалась, а
«добрые» дяденьки с Запада подобрали осколки и склеили что-нибудь нужное себе.
Вроде ночного горшка...
2.2.2.
Плюрализм вождя
|
Портрет И.В. Сталина (Современная открытка, выпущенная в Польше)
О Сталине смотри Сборник
чтобы получить больший размер - нужно кликнуть мышью
|
Репрессии
часто выводят из «сталинской нетерпимости». В сознании очень многих прочно
утвердился образ Сталина-деспота, требующего от всех и в первую очередь от
своего политического окружения строжайшего единомыслия и беспрекословного
подчинения. Надо сказать, что этот образ бесконечно далек от действительности.
Безусловно, революционная эпоха, с присущими ей радикализмом и нигилизмом,
сказалась на характере Сталина. В определенные моменты ему были присущи и
нетерпимость, и грубость, и капризность. Но он никогда не
препятствовал тем, кто отстаивал собственную точку зрения.
Сохранились
свидетельства очевидцев, согласно которым Сталин вполне допускал дискуссии по
самым разным вопросам. Вот что говорят люди, работавшие с вождем. И.А.
Бенедиктов вспоминает: «Мы, хозяйственные руководители, знали твердо: за то,
что возразили «самому», наказания не будет, разве лишь его мелкое недовольство,
быстро забываемое, а если окажешься прав, то выше станет твой авторитет в
его глазах.
А вот
если не скажешь правду, промолчишь ради личного спокойствия, а потом все это
выяснится, тут уж доверие Сталина наверняка потеряешь, и безвозвратно».
Сталинский
нарком вооружения Д.Ф. Устинов отмечает, что «при всей своей властности,
суровости, я бы даже сказал, жесткости он живо откликался на проявление
разумной инициативы, самостоятельности, ценил
независимость суждений».
А Н.
Байбаков писал о вожде следующее: «Заметив чье-нибудь дарование,
присматривался к нему – каков сам человек, если трус – не годится, если
дерзновенный – нужен... Я лично убедился во многих случаях, что, наоборот, Сталин
уважал смелых и прямых людей, тех, кто мог говорить с ним обо
всем, что лежит на душе, честно и прямо. Сталин
таких людей слушал, верил им, как натура цельная и прямая».
Порой
споры Сталина с лицами из своего окружения носили достаточно жесткий характер.
Вот что вспоминает Жуков: «Участвуя много раз при обсуждении ряда вопросов у
Сталина в присутствии его ближайшего окружения, я имел возможность видеть споры
и препирательства, видеть упорство, проявляемое в некоторых вопросах, в
особенности Молотовым; порой дело доходило до того, что Сталин повышал голос и
даже выходил из себя, а Молотов, улыбаясь, вставал из-за стола и оставался при
своей точке зрения». Хрущев великолепно дополняет Жукова, говоря о Молотове
так: «Он производил на меня в те времена впечатление человека независимого,
самостоятельно рассуждающего, имел свои суждения по тому или иному вопросу, высказывался
и говорил Сталину все, что думает».
Может
быть, Жуков и Хрущев имеют в виду чисто «технические» вопросы, не затрагивающие
сферу «большой политики» (по таким вопросам разногласия неизбежны в любом
случае)? Вопросы типа того, сколько подкинуть «на бедность» какому-нибудь
заводу? Нет, дискуссии касались важнейших вещей. Так, в 1936 году Молотов
серьезно и долго спорил со Сталиным по вопросу об основном принципе социализма,
который предстояло закрепить в новой, третьей советской конституции. Вождь
предлагал объявить таким принципом свое положение «от каждого – по способностям,
каждому – по труду». Молотов же считал, что в условиях социализма, т.е.
только первой фазы коммунизма, государство не может получать от человека по его
способностям, это станет возможным лишь при переходе ко второй фазе, собственно
коммунизму.
Указанное
разногласие, безусловно, имело важнейший характер. Сталин, по сути, пытался
внедрить ту мысль, согласно которой при социализме общество может достичь
наивысшего уровня развития, и ему вовсе не обязательно уповать на
коммунистическую утопию (ниже еще будет приведена аргументация в пользу того,
что «вождь всех народов» не был ни марксистом, ни вообще
коммунистом). Конечно, напрямую он этого не говорил, но создавал некий базис
для будущих идеологических новаций. То была излюбленная сталинская «игра» –
создавать некое компромиссное положение и использовать его как ступеньку для
создания еще одного положения, более смелого, но все равно компромиссного.
Постепенно продвигаясь вверх по этим ступенькам, вождь оставлял далеко внизу
первоначальный посыл, делая его незаметным.
Иногда и
все раболепное сталинское окружение занимало позицию, совершенно отличающуюся
от позиции вождя, и последний был вынужден уступать. Приведу яркий пример.
Историк Б. Старков на основании архивных документов (материалы Общего отдела и
Секретариата ЦК, речь М. Калинина на партактиве НКВД) сделал поразительное
открытие. Оказывается, Сталин хотел поставить на место «потерявшего доверие»
Ежова Г.М. Маленкова, которого очень активно продвигал по служебной лестнице.
Но большинство членов Политбюро предпочло кандидатуру Л.П. Берии.
Конечно, далеко
не все и далеко не всегда имели полную возможность выражать свою
позицию открыто. Но было бы совершенно неверно считать, что неугодные мнения
обязательно карались и заканчивались неизбежно расстрелом или лагерем.
Рассмотрим
некоторые любопытные примеры. В апреле 1943 года в Институт экономики Академии
наук СССР была представлена рукопись докторской диссертации Н.И. Сазонова
«Введение в основы экономической политики». В ней он объявил ошибочной всю
предвоенную политику в области экономики. Для исправления ситуации Сазонов
предлагал: привлечь иностранный капитал в виде концессий; перевести 80%
советских предприятий на акционерную основу с распродажей преимущественно за
границей; отменить монополию на внешнюю торговлю. Естественно, диссертацию
задвинули и раскритиковали, но самого автора не репрессировали.
В том же
самом ИЭ АН СССР летом 1945 года была предложена к рассмотрению рукопись
докторской диссертации С.И. Мерзенева, бывшего, кстати говоря, секретарем
парткома указанной организации в 1943-1944 годах. Она носила название
«Заработная плата при социализме». В ней предлагалось пересмотреть многие
основы марксизма. Партбюро исследование отвергло, порекомендовав Мерзеневу
пересмотреть не марксизм, а собственные воззрения. Он обиделся и написал письмо
Маленкову, в котором доказывал необходимость «пересмотра учения Маркса о
форме социалистического хозяйства». По мнению экономиста, и Маркс, и
Энгельс ошибались, считая, что при социализме и коммунизме будет господствовать
натуральное хозяйство. Маленков аргументы Мерзенева не принял, и тот вынужден
был расстаться с институтом. Тем не менее до репрессий дело не дошло. И даже не
это главное. Обращает на себя внимание то, что Сазонов и Мерзенев не побоялись
представить свои смелые (мягко говоря) выводы на суд научной и партийной
общественности. Значит, они не ждали сколько-нибудь серьезных преследований и
даже надеялись отстоять собственную точку зрения. А это, в свою очередь,
означает наличие в обществе определенной свободы.
Кстати,
об экономистах. При Сталине, в 1951 году, среди них провели широкую дискуссию,
в ходе которой высказывались самые разные, порой довольно неожиданные мнения.
Вкратце укажу на некоторые из них. Заведующий кафедрой Московского финансового
института А.Ф. Яковлев отметил плачевное состояние отечественной экономической
мысли. Причину он видел в том, что ученые ждут, пока за них все сделает
Сталин, и боятся обвинений в «антиленинизме».
Профессор
Института международных отношений Я.Ф. Миколенко сделал вывод о том, что
экономические законы социализма носят, подобно законам капитализма, стихийный
характер. Близко к нему по воззрениям стоял директор Института экономики АН
Латвийской ССР Н.А. Ковалевский, уверявший, что при коммунизме на первых порах
будут сохраняться и деньги, и стоимость.
Противоположной
позиции придерживались сотрудники ИЭ АН СССР И.А. Анчишкин и Н.С. Маслова. Они
выдвинули положение, согласно которому экономические законы социализма
определяются и формируются социалистическим государством, проводимой им
политикой. А научный сотрудник ИЭ АН СССР Д.О. Черномордик вообще отрицал
действие закона стоимости при социализме.
Начальник
управления Министерства финансов СССР В.И. Переслегин предложил провести широкомасштабную
экономическую реформу, заключающуюся в переводе на хозрасчет всех хозяйственных
структур – от завода до главков и министерств.
И никто
не препятствовал в высказывании этих и многих других интереснейших предположений
и предложений. Правда, одного участника дискуссии, Л. Ярошенко, все же
репрессировали – в январе 1953 года, через год после ее окончания. Тогда Сталин
поручил вынести определение позиции Ярошенко двум участникам высшего
руководства – будущему правдолюбцу Хрущеву и Д. Шепилову. Они признали ее
антипартийной, и Ярошенко арестовали. Да, безусловно, ситуация со свободой
слова при Сталине была неудовлетворительной (так же, как и до него, да и
после). Но не стоит преувеличивать удельный вес несвободы и произвола.
[Предполагаем продолжить новостные сообщения по новой книге Александра Елисеева, если Господь Бог благословит.]