Князь
Н.Д. Жевахов. Воспоминания товарища Обер-Прокурора Святейшего Синода. Т2
(Новый Садъ. Королевство С.Х.С. 1928 г.)
3
часть. 3
3.52. Церковно-Государственное значение синодальной
Обер-Прокуратуры 3
3.53. Государственные задачи Церкви. 14
3.Х. Пророчества Преподобного Лаврентия Черниговского. 22
3.Х.1. Как спастись на войне и в других местах. 22
3.Х.2. Среди священнослужителей всегда есть и Апостолы,
есть и Иуды 23
3.Х.3. Пророческие слова Преподобного Лаврентия о ересях
и расколах в Украинской Православной Церкви 26
|
Титульный лист второго тома Воспоминаний Н.Д. Жевахова
чтобы получить больший размер - нужно кликнуть мышью
|
Сегодня мы
продолжаем выборочно знакомиться со вторым томом книги Князя Н.Д. Жевахова “
Воспоминания …”. Первый том его воспоминаний можно скачать по адресу.
Второй же том в электроном виде найти очень трудно. Последние главы Второго тома
скачать можно здесь.
Издательство
“Царское Дело”
выпустило оба тома под одной обложкой. Вот что указывается в аннотации к этой
книге.
Воспоминания
товарища обер-прокурора Святейшего Синода князя Николая Давидовича Жевахова
(1874 - 1947?) – уникальный документ эпохи, в котором автор стремился максимально правдиво изобразить внутреннее
состояние Российской Империи во время Первой Мировой войны, в годы
страшного клятвопреступного бунта и кровавой революционной смуты начала XX
века.
Духовный
настрой автора, умение и желание видеть действие Промысла Божия не только в
личной жизни, но и в судьбе родного Отечества, – вот что отличает
воспоминания Н.Д. Жевахова от мемуаров других участников и свидетелей этих
трагических событий русской истории.
Книга
издана по благословению Высокопреосвященнейшего Вениамина, архиепископа
Владивостокского и Приморского.
В этой
книге князь Н.Д. Жевахов часто использует слова, корнем которых является слово
“жид”. В связи с этим в очередной раз обращаем Ваше внимание на то, что слово "жид" не имеет никакого отношения к национальности, но является
определением слуг сатаны, будучи словом, которое на церковно-славянском
языке используется в Священном Писании (в Евангелии от Иоанна (еврея по
национальности) и некоторых посланиях Апостола Павла (в прошлом бывшего
жидом-христоборцем)). Подробнее об этом читайте в новостном
сообщении от 04.01.2008.
Приводимые в книге сведения являются уникальными и о
членах синода, и о членах правительства, и о простых людях, и о ситуации в
России на кануне февральской "революции" 1917 года. И несмотря на то,
что не со всеми выводами и утверждениями князя Жевахова можно
согласиться, но Воспоминания князя Жевахова являются крайне полезными
для всех тех, кто хочет понять причину гибели Мощнейшей Российской
Империя в феврале-марте 1917 года и узнать ценнейшие сведения о событиях в
России и на фронтах Гражданской войны в марте 1917 г. – январе 1920 г. Очень
ценны наблюдения и размышления князя Жевахова (товарища Обер-Прокурора Святейшего
Синода) и о жизни Русской Церкви. Ибо их нам сообщает честный человек,
имевший страх Божий и ревновавший душу свою положить за Царя-Богопомазанника,
выполняя волю Божью.
Князь Николай Давыдович Жевахов опубликовал свои Воспоминания в 1923 и 1928 годах: после свержения Богом установленной власти Самодержца над Своим избранным Русским Народом и после разрушения Российской Империи. К этому времени часть русских людей стала приходить в разум, но даже таким верноподданным святого Царя Николая Второго, каким был князь Жевахов, Господь Бог многое не открывал. Ибо еще не пришло тогда время. Но какие удивительно точные выводы делает этот православный патриот и православный человек в начале двадцатых годов прошлого столетия. Слова к современности имеют самое прямое отношение, его уверенность в духовную силу Русского Народа, которая и приведет его к очищению от греха измены своему Богопомазаннику; его уверенность в том, что Россия будет помилована Богом, а потому Он вернет России Помазанника Своего, поражает и вдохновляет. И отец Николай (Гурьянов) обещал: “Царь грядет!”
Отрицательное
отношение к принципу синодального управления Церковью сказывалось в России не
только со стороны иерархов, но и со стороны верующей интеллигенции. Один из
моих друзей пишет мне 2/15 августа 1919 года:
«Если
качественный состав духовенства низок, то следует напрячь все усилия, развить
всю энергию, возвысить голос елико возможно громче, чтобы поднять умственный,
нравственный, образовательный и даже родословный уровень духовенства и сделать
его представителей достойными править Церковью, ибо при всех случаях светским
людям, как бы велики ни были их преимущества, не годится заступать место
духовенства и осуществлять государственный контроль над Церковью. Нужно
стремиться к восстановлению в европейских умах идеалов папы Иннокентия III,
который правильно понимал, что без контроля Церкви над действиями светской
государственной власти не может быть ни мира на земле, ни в человецех благоволения.
Мы на опыте видим, до чего довели Европу либеральные парламенты, освободившиеся
от обязательства считаться с велениями Церкви. Буквально ужас объемлет, когда
перебираешь в уме, что делается сейчас в России, да и во всей Европе, когда
отвергшие Бога и покорившиеся сатане вожди зверской черни пляшут свой
диавольский танец на развалинах церковной и светской гражданственности».
И однако
здесь великое недоразумение, основанное или на смешении понятий “церковь” и
“церковная иерархия”, или на незнакомстве с функциями Синода как Церковно-Государственного
учреждения. Синодальная система управления Церковью нуждалась в некоторых
преобразованиях, однако же конструкция ее была такова, что совершенно не
затрагивала церковной области, а сводилась к контролю в отношении
государственной деятельности иерархов да к контролю в отношении синодальных и
епархиальных чиновников ведомства, что однако вовсе не составляло ее
единственной задачи, ибо первейшей задачей Обер-Прокуратуры являлась правовая
защита и охрана Церкви как церковно-государственного организма и
создание условий, обеспечивавших бы выполнение Церковью ее церковных задач.
Но и государственный
контроль существовал больше на бумаге, в теории, а не на практике, ибо
малейшие попытки обер-прокуратуры в этой области пресекались дружной оппозицией
иерархов. В том же, что такой контроль был нужен и вызывался столько
же церковными, сколько и государственными интересами, – в этом я убеждался с
каждым днем и часом все больше.
[Следует понимать, что не Государство контролирует через обер-прокуратуру
Синод, а Царь-Богопомазанник через Обер-Прокурора контролирует и направляет
работу Правительствующего Синода. Печально, что товарищ Обер-Прокурора путается
в таких вопросах.
Как мы уже неоднократно объясняли, между Правительствующими
Синодом и Синклитом Царь-Богопомазанник создает гармонию симфонического
взаимодействия. Все отчетливо это видно в Государственном Гербе Российской
Империи.]
Печальные
результаты недостаточности такого контроля были уже частично отмечены мною в
пределах, диктуемых уважением к священному сану, на страницах моего первом тома
“Воспоминаний”, и я не имею в виду дополнять эти страницы новыми иллюстрациями,
или посягать на неприкосновенность Синодального архива. В этом и нет нужды, ибо
это сделала революция, явившая всему миру портретную галерею революционеров,
облеченных высоким саном пастырей и
архипастырей Церкви, борьба с которыми, встречавшая противодействие
со стороны Синода, оказывалась не по силам и обер-прокуратуре.
Что
касается канонической деятельности Синода, то с этой стороной обер-прокуратура
не только не соприкасалась, но и не могла соприкасаться хотя бы потому, что
Синод такой деятельности вовсе не проявлял, а занимался рассмотрением
бракоразводных дел, мелочными делами провинциальных епархий, только по
недоразумению восходившими на рассмотрение Синода, вместо того чтобы
разрешаться на местах властью местных епархиальных архиереев, замещениями
вакансий, перемещениями и увольнениями служащих ведомства, разного рода
финансовыми вопросами и пр. и пр. Синод был в буквальном смысле генеральным
штабом духовных консисторий, от которых отличался только своим названием, и
являлся типичным учреждением дореформенной России, не изменив на протяжении 200
лет ни своего внешнем облика, ни содержания, не имея даже писанном церковного
законодательства; ни с которой стороны не был он похож на Собор епископов,
предназначенный осуществлять непосредственную задачу – блюсти Церковь
Христову, стоять на страже Православия и христианизировать жизнь Государства.
Вернуть
Синоду то значение, какое он должен был бы иметь, как Собор епископов,
разгрузить его от мирских дел, приняв этот груз на свои плечи, разграничить
сферу чисто церковную от государственной и создать наилучшие условия для
оживления церковной жизни России – и составляло задачу обер-прокуратуры. И,
однако, иерархи или не понимали этой задачи, или сознательно противились ей, стремясь,
наоборот, расширять свои государственные функции в ущерб церковным,
благодаря чему Синод постепенно утрачивал свой первоначальный облик и
превратился в чисто бюрократическое учреждение, влияние которого на
церковную жизнь России ни в чем не сказывалось.
В
результате Православная Церковь в России распалась как бы на две церкви:
официальную и неофициальную.
Официальную
церковь составлял Св. Синод как высшее средоточие церковной власти, в состав
которого, в качестве его непременных членов, входили три митрополита –
Петербургский, Московский и Киевский, а также экзарх Грузии и в последнее время
два протопресвитера от придворного и военного и морском духовенства. К ним
добавлялись и поочередно вызываемые епархиальные архиереи, в числе 5-6
епископов, так что личный состав Синода обычно состоял из 12-14 членов во главе
с первенствующим членом, каковым являлся митрополит Петербургский. Государственная
власть была представлена в Синоде в лице Обер-Прокурора и его товарища.
Неофициальную
церковь составляли монастыри, с их старцами и подвижниками, как высшее
средоточие церковной правды. Между официальной и неофициальной церковью
с одной стороны, и между Синодом и обер-прокуратурой с другой, шла глухая
борьба, какая сдерживалась только опасением соблазна среди мирян, хотя
нередко и выходила наружу.
Рассматривая
обе церкви с точки зрения нравственного влияния их на массы, нужно признать,
что деятельность официальной церкви ни в чем не выражалось, и вера народная,
религиозное развитие и настроение держались или на традициях поколений
наследственными влияниями семьи, или же поддерживались влиянием единичных людей
высокой религиозной настроенности, главным образом простецами-монахами,
живущими вне мира, в ограде монастырской. Эти последние пользовались
чрезвычайной любовью со стороны Русского Народа и были одинаково близки как
простолюдину, так и высшему классу, являясь подлинными и притом единственными
вождями, премудрыми учителями и наставниками своих духовных чад.
В
противоположность представителям официальной церкви, они совершенно не
интересовались внешностью мирян, не делали различия между бедными и богатыми,
простецом и ученым, простолюдином и знатным, а всех, притекавших к ним, дарили
одинаковою любовью, со всеми говорили одинаково определенно, открыто и
правдиво, ибо видели пред собою не носителей званий и положений, а в каждом –
его душу, тоскующую и страдающую, обремененную немощами и грехами; знали,
зачем эти души пришли к ним, и щедро наделяли их своим духовным врачевством.
Так как значение врача может учитываться лишь с точки зрения его знаний и
приносимой им пользы, то столько же естественно, сколько и правильно верующие
оценивали значение представителей официальной церкви лишь постольку, поскольку
они приближались своими личными качествами к этим духовным врачам. Внутренняя
религиозность, уровень духовной высоты, подвижническая жизнь, личный пример –
были единственным мерилом отношения народных масс к духовенству и единственной
связью между ними. Такая связь была весьма незначительной, точнее, ее вовсе
не было. Однако же было бы несправедливо объяснять отсутствие означенной связи
только качественным составом иерархов, между которыми было и много выдающихся
подвижников Церкви. Нет, объяснялось это явление, главным образом, удаленностью
архипастыря не только от мирян, но и от подчиненного ему епархиального
духовенства и перегруженностью епархиальными делами, отвлекавшими архипастыря
от его непосредственных задач.
Всегда и
во все времена христианизация в самом широком смысле достигалась не наказом, а
показом, не проповедью, а личным примером, и самыми великими общественными и
государственными деятелями были не министры и архиереи, а те невидимые никому
затворники и отшельники, которые укрывались в укромных келиях монастырей с
мыслию о спасении собственной души. Но, спасая свои собственные души, они
спасали весь мир и были теми строителями духа жизни, на которых и
держался мир. С точки зрения государственной даже, значение молитв Афонском или
Валаамского подвижника было неизмеримо больше, чем значение самых красноречивых
проповедей архиерейских с высоты кафедры Государственного Совета или
Государственной Думы. Великий архиерей православной Церкви Феофан Вышенский или
знаменитый епископ Игнатий Брянчанинов – оба оставившие свои епархии и
добровольно ушедшие на покой – сделали больше для Церкви и России в своем
добровольном затворе, чем на поприще своей официальной деятельности, ибо оба
признали абсолютную невыполнимость пастырского долга в положении официальных
представителей Церкви, правящих архиереев.
Приблизить
представителей официальной церкви к типу этих людей – это и значит улучшить
качественный состав духовенства, о чем говорит приведенный мною отрывок
частного письма. А сделать это было бы возможно только намеченными
обер-прокуратурою в 1916 году реформами, сводившимися к сокращению
территориальных размеров епархий, что приблизило бы архипастыря к пастве и к
разгрузке епископа и подчиненного ему духовенства от мирских епархиальных
задач, превращавших их в чиновников государства в рясах...
Это не
внедрение Государства в область Церкви, не посягательства на ее права, а
заботливое попечение о благе Церкви, вытекающее из убеждения, что Церковь не
может и не должна быть орудием в руках Государства ни для каких целей, как бы
возвышенны они ни были, ибо Церковь имеет свою цель – указывать людям пути и
способы спасения души, и Государство обязано обеспечить Церкви всеми
доступными ему средствами достижение этой высокой цели.
Так и
понимала синодальная обер-прокуратура свою задачу в отношении Церкви. Какие бы
мотивы ни лежали в основании ее учреждения, но фактически она осуществляла
собою не идею контроля Государства над Церковью, а, наоборот, содействовала и
облегчала Церкви задачу контроля над Государством [точнее: духовного
окормления Государства], снимая с ее плеч не только тяжелый груз мирских забот,
неизбежно связанных с нею как с земной организацией, но и давая правовую
государственную защиту и обеспечивая в пределах, доступных государственной
власти, условия ее духовного процветания. Там, словом, был не контроль Государства
над Церковью, а та опора со стороны Государства, без которой никакая
Церковь, как земное учреждение, не может существовать и без которой должна
неминуемо рушиться. И лучшие из представителей Церкви это знали и понимали
и потому не только не тяготились обер-прокуратурою, а, наоборот, тяготились
своим вынужденным образом жизни мирян в рясах, жалуясь на то, как невыразимо
трудно монаху быть архиереем, как часты коллизии между долгом совести и долгом
службы, как несовместимы обеты монашеские с требованиями, предъявляемыми к
епископу, как “правящему” архиерею. И эти жалобы не были фразами, а были криком
души, скрывали великую драму, каковую наиболее чуткие из епископов, не
считая возможным изменять служебному долгу, разрешали добровольным уходом на
покой.
Но так
думали далеко не все... Общий же голос официальной Церкви усматривал в
государственном попечении о благе Церкви только посягательства Государства на
прерогативы Церкви, государственный контроль, осуществляемый светскими людьми,
гнет и оковы, и пр. и пр., забывая, что, только освободившись от мирского
груза, Церковь могла бы получить возможность осуществлять свою миссию на земле
и что этот груз неизбежно должен был быть возложен на Государство.
И если миссия
Церкви заключалась в спасении душ пасомых, если для достижения этой цели
пастыри и архипастыри должны были быть окружены условиями, какие позволяли
бы им самим возноситься к Богу и вести за собою паству, то, разумеется, в
первую очередь их надлежало освободить от всего того, что вольно и невольно
пригибало их к земле, что отягощало их бременем повседневных житейских забот,
что отнимало у них время на занятия, превращавшие их в чиновников.
В какой
мере обер-прокуратура или консистории мешали или содействовали спасению душ и,
следовательно, в какой мере имелись основания видеть в означенных
бюрократических учреждениях и в стремлении Государства расширить их функции
посягательства на прерогативы Церкви?!
Между
Церковью и Государством может быть только нравственная связь, и какими бы
званиями ни облекались представители Церкви, какой бы ни обладали “властью”, но
покорять будет только звание подвижника, побеждать будет только власть
праведника. Поведет за собой народ не Патриарх, а Василий Блаженный или
Серафим Саровский, а значение патриарха выразится лишь постольку, поскольку
он приблизится к ним. Это положение до того очевидно, что едва ли его нужно
доказывать.
Гораздо
важнее указание на то, что, ограничивая земные задачи Церкви лишь духовным
врачевством душ, высказанное положение тем самым еще более якобы усиливает
принцип преобладания государственной власти в Христовой Церкви, еще более якобы
расширяет сферу влияния чинов обер-прокурорского надзора, передавая их ведению
всю церковную жизнь Государства, поскольку она выходит за пределы этих задач.
Да, так может казаться, но в действительности это не так.
В
результате получится не порабощение Церкви, не отделение Церкви от Государства,
как думают легкомысленные люди, а отделение Государства от Церкви, а это не все
равно. Ибо одно дело изгнать Церковь из Государства, и иное дело очистить
обмирщившуюся Церковь, иное дело не пустить подвижника-монаха в гостиную, и
иное дело изгнать мирской сор из его келии. И только тогда Церковь получит
истинную свободу, только тогда взойдет на подобающую ей высоту, когда
епископ захочет и получит возможность быть только епископом, а священник –
только священником, т.е. тогда, когда они перестанут быть чиновниками,
безразлично государственными ли, или церковными. Так сказал Господь, повелев
отдавать Божие – Богову, а кесарево – кесарю, но и в области церковной есть
много кесарева, и его тоже нужно отдать кесарю, а оставить Церкви только Божие.
Эта мысль
превосходно выражена автором “Аскетических опытов”, епископом Игнатием
Брянчаниновым, сказавшим, что оставаться в миру и спастись так же невозможно,
как гореть в огне и не сгореть. И чем большими “правами” будут облечены
представители Церкви, чем шире будут их государственные функции, тем
слабее будет их влияние в области церковной жизни.
Остается
неизменным и непоколебимым этот принцип и в сфере даже частной жизни
духовенства. Чем шире станут раскрываться пред духовенством двери мира, с его
суетой и грехом, тем меньше будет пользы и для пастыря и для его паствы, тем
скорее растратит духовенство свое духовное богатство, тем безуспешнее будут его
попытки выполнить свою задачу христианизации мира. И, наоборот, чем замкнутее и
удаленнее от мира будет пастырь, чем больше будет крепнуть духовно, тем сильнее
будет мир стучаться в его двери, тем неотразимее будет его влияние. Это
доказывает нам сама жизнь, являющая собой примеры пастырей и архипастырей,
высоко ценимых общественностью, дипломированных ученых с громкими именами, но с
ничтожным авторитетом, не знакомых с азбукою “науки из наук”, но глубоко
внедрившихся в самую толщу мирской жизни – и, наоборот, примеры пастырей и
архипастырей едва соприкасавшихся с миром, но за которыми толпами ходил народ,
чутьем угадывая в них подлинных вождей духовных.
Не могу,
в заключение, не вспомнить впечатлений далекого прошлого, наглядно
иллюстрирующего высказанные мною положения.
В
бытность мою земским начальником в одной из южных губерний России, я, по долгу
службы, весьма близко соприкасался с местным сельским духовенством, среди
представителей которого встречал достойнейших пастырей Церкви, что не мешало,
однако, крестьянству приносить на них всяком рода жалобы. И вот один из таких
смиреннейших пастырей чрезвычайно просто и мудро разрешил
церковно-государственную проблему, когда, оправдываясь в взведенных на него
обвинениях, сказал мне:
«Вот Вы
сами изволили не раз говорить мне, что министры законодательствуют, губернаторы
передают законы, а проводят их в толщу жизни только земские начальники да
полиция, что нет ведомства, которое не заваливало бы Вас грузом дел, коих не
только исполнить невозможно, но в коих нет времени даже разобраться... А тут
еще судебные дела, ревизия волостей, разъезды по участку в 50-70 верст в конец
и пр. и пр. И точно, Ваши слова справедливы. Но то же самое испытываем и мы,
пастыри. И нас со всех сторон заваливают предписаниями и отношениями, и не
только благочинный, но и губерния, и земство, и полиция... И нас рвут на все
части; и бывает, что не только не хватает времени для исполнения треб, иногда
срочных, но, прости Господи, иной раз и в праздничный день обедни не отслужишь
из-за того, что сразу не поспеешь во все стороны... А ведь нам приходится не
только службою заниматься, но часто и хозяйством. И скотину нужно напоить, и
лошадке дать корму, да, что греха таить, и землю иной раз вспахать, за плугом
походить... Снимите с нас хотят бы бремя заботы о хлебе насущном да
канцелярщину, избавьте нас от метрик, да отчетов, да от разных там статистик и
ведомостей, дайте нам возможность быть только пастырями Церкви да хранителями
вверенных нам душ наших пасомых, а тогда и взыскивайте с нас строго. А теперь
что же я могу сказать в ответ на взводимые на меня обвинения в “нерадивости”?
Факты справедливы, но “нерадивости” не было, а был лишь недостаток времени,
неуправка...»
И вот эту
страницу далекого прошлого я и вспомнил, когда вскоре после назначения своего
товарищем Обер-Прокурора Св. Синода услышал из уст одного из высоких чинов
ведомства пожелание видеть в каждой епархии представителя обер-прокуратуры,
задача которого сводилась бы к урегулированию всех недочетов церковной жизни на
местах и, в частности, к оказанию помощи сельскому духовенству в его безмерно
трудном деле.
Вот как
понимали обер-прокуратуру не только лица близко стоявшие к ней, но и
православное духовенство в массе!
В чем
заключаются “государственные” задачи Церкви?
У Церкви –
только одна государственная задача и эта задача заключается в христианизации
мысли и жизни.
Официальная
Церковь в России этих задач не выполняла, между епископом и народом не
существовало ни единения, ни общения столько же по причинами территориальной
удаленности его от паствы, сколько и вследствие переобремененности его
епархиальными делами.
Идея
намеченных обер-прокуратурою в 1916 году реформ и заключалась в децентрализации
церковного аппарата, в разграничении церковной и государственной сферы
управления, в сближении архипастыря с паствой, в создании условий, имевших
обеспечить архипастырю возможность выполнять его непосредственные задачи, что,
в совокупности, возродило бы и оживило церковную жизнь на местах.
Только
при этих условиях епископы могли бы отдаваться своему прямому делу, какое
заключалось первее всего в оживлении источника христианской мысли и перестройке
современного уклада их жизни в соответствии с требованиями уставов, создавших
институт “старчества”. В этой области царил наибольший хаос, и между
епископами и монастырями существовало не только великое средостение, но и
великая вражда.
В
поднятии уровня монашеской жизни и в соответственной перестройке личных
отношений к монастырям заключалась, по моему мнению, первейшая государственная
задача епископов вне мира.
Понимаемая
в широком смысле слова государственная задача каждого епископа только и могла
заключаться в укреплении фундамента государственности, а таким фундаментом
является религиозная основа Государства, иначе – монастырь как источник
религиозной мысли и чувства.
В миру же задача
епископа заключалась в христианизации жизни, в привлечении своей паствы к
повседневному практическому Христову делу созданием связи между Церковью и
прихожанами ее. Такая задача могла быть выполненной чрез достойных пастырей,
настоятелей церквей при всяких условиях, и в том, что между пастырями
и паствой не существовало никакой связи, виноваты
как пастыри, так и пасомые.
Достаточно
указать на существующую у католиков организацию прихода для того, чтобы в этом
убедиться.
В то
время когда при Синоде созывались всякого рода комиссии по выработке законоположений
о приходе под председательством архиепископов Сергия Финляндского и Стефана
Курского, в то время когда Государственная Дума, в свою очередь, изощрялась в
тонкостях юридических норм, способных ввести в надлежащее русло приходскую
жизнь, – в это время настоятель Екатерининского костела в Петербурге, прелат
Буткевич, расстрелянный большевиками в 1923 году, личным примером своим
свидетельствовал, что дело Христово на земле не требует никаких юридических
нормировок и писанных установок, что нравственный долг немыслимо превращать
в юридическое обязательство, что единственной базой этого дела является добрая
воля человека, пробуждение которой и составляет задачу пастыря. Прелат
Буткевич осуществил в Петербурге идеальную форму приходской жизни в своем
приходе, и для меня казалось непостижимым, каким образом Синод, имея готовый,
практически осуществленный план такой организации, не только проходил мимо него
без внимания, но, по-видимому, даже не знал о его существовании.
Исходя из
мысли, что задача Церкви заключается в христианизации жизни на пространстве
отведенного ей прихода, прелат Буткевич, не задаваясь общецерковными и
общегосударственными задачами широкого масштаба, ограничил свою деятельность
только территорией своего Екатерининского прихода и начал ее прежде всего с
переписи своих прихожан, подразделил их соответственно полу, возрасту и
социальному положению. Закончив эту предварительную работу, о. Буткевич созвал
общее собрание своих прихожан и объявил им, что служение Христу является долгом
каждого христианина и должно выражаться не только в посещениях богослужения,
ибо молитва призывает лишь благословление Божие на дело Христово,
низводит благодатную помощь Божию на это дело, но непременно в самом деле, и
работе, в труде, предпринимаемом специально в силу прямого повеления Христа
делать это дело. Объяснив, далее, в чем должно заключаться дело Христово на
земле, прелат Буткевич разъяснил, что оно обнимается общим понятием любви к
ближнему и выражается в мелких, повседневных услугах, такие каждый может оказывать
друг другу, безотносительно к средствам, занятиям и социальному положению.
“Дело
Христово” есть основа и нашего личного блага и блага Государства, в
котором мы живем. Его нужно делать столько же по идейным, сколько и по
практическим соображениям, ибо то, что мы сегодня сделаем нашему ближнему,
то завтра наш ближний сделает нам, а если он не сделает, то Бог сторицею вернет
нам награду за наше послушание Богу, приказавшему нам любить ближнего. То, чем
мы не дадим своему ближнему сегодня, того не получим от него завтра, когда сами
будем нуждаться в его помощи.
В чем же
заключается “дело Христово”?
Накорми
голодного, посети страждущего или заключенного в тюрьме, пригрей несчастного,
вразуми заблудшего, войди в положение нуждающегося и обремененного и облегчи
его тяготы, не задавайся широкими целями, не связывай себя никакими
программами, а твори каждый день маленькие дела любви и милосердия, с кротостью
и смирением, и веди борьбу со злом и неправдою там, где будешь встречаться с
ними.
Вся
человеческая жизнь на земле состоит из таких крошечных дел, а между тем люди
проходят мимо них и, вырабатывая программы для борьбы с мировым злом, не
замечают, что это мировое зло давно было бы уже изгнано из мира, если бы не
питалось маленькими ничтожными проявлениями, борьба с которыми под силу каждому
человеку при всяких условиях. Церковь не призвана перестраивать государственные
и социальные формы жизни и ломиться в двери Государства, хотя бы и была
одушевлена самыми высокими побуждениями. Территория деятельности Церкви
очень ограниченна, и ее сферою является только душа человека. И однако нет
большего государственного дела, как увеличение контингента подлинных христиан, не
только слушающих Слово, Божие, но и выполняющих его, честных и добросовестных
работников “дела Христова”.
Таким
приблизительно было содержание первой беседы прелата Буткевича с его
прихожанами в первое воскресенье после произведенной им переписи их. И когда о.
Буткевич спросил, кто из них желает записаться в число “работников Христовых”,
то записались все единогласно, и тут же решено было обложить себя ежемесячным
денежным взносом, начиная от 50 копеек для простого люда и кончая 10 рублями
для интеллигенции. Территория Екатерининского прихода была разбита на участки,
участки на улицы, улицы на дома, и каждый “работник Христов” получил
определенное задание, сводившееся к обходу прихожан, выяснению их духовных и
материальных нужд и пр. и пр. Спустя неделю, в понедельник, было созвано по
именным повесткам первое заседание простого люда мужеском пола, куда явились
чернорабочие, прислуга и др. Во вторник такие же повестки получили женщины, в
среду состоялось соединенное заседание тех и других, в четверг был созван
образованный класс прихожан мужеского пола, в пятницу – женском пола, в субботу
– оба вместе, а в воскресенье состоялось объединенное собрание интеллигенции и
простого класса. Заседания продолжались не более одного часа и имели в виду
связь простых людей с интеллигенцией на почве совместного служения “делу
Христову”, непрерывность таком служения и знакомство пастыря с пасомыми и этих
последних между собой. На этих заседаниях рассматривались как вновь поступающие
к прелату Буткевичу ходатайства, прошения и обращения самого разнообразного
содержания, так и отзывы “работников Христовых”, коим на предыдущих заседаниях
было поручено произвести проверку поступивших раньше прошений и удостовериться
в их справедливости. По расследовании ходатайств, последние удовлетворялись
полностью или частично из собранных сумм прихода, причем достойно внимания, что
ходатайства о материальной помощи были редкими и составляли исключения в той
массе обращений, какие имели в виду преимущественно духовную помощь и моральную
поддержку. Спустя месяц созывалось генеральное заседание под председательством
епископа и давалась оценка труда каждого отдельного работника или работницы,
причем наиболее отличившиеся получали награды. Эти награды заключались или в
праве участия в религиозных процессиях, чем особенно дорожили “работницы
Христовы”, облачавшиеся в белые платья и получавшие венки и гирлянды зелени,
или же в праве прислуживать епископу при торжественных богослужениях, каковой
чести особенно добивалась молодежь... Все было продумано до мелочей, преследуя
не только задачу развития и усиления религиозного чувства и сознания долга к ближнему,
но и удовлетворения самолюбия прихожан, гордившихся званием членов прихода и
ревностно выполнявших свои обязанности.
Нужно ли
говорить о том величайшем значении, какое имела подобная организация приходской
жизни! Ее результаты сказывались не столько в облегчении материальных нужд
прихода, сколько в единении прихожан, в знакомстве их друг с другом, в
установлении теснейшей связи между собой, в духовном единстве. Когда прислуга,
приносившая больному или тюремному сидельцу чай и сахар встречалась там с
своими “господами”, приносившими им Евангелия и читавшими его, когда сливалась
с господами на почве общего служения ближнему, тогда, быть может, впервые стала
давать им иную оценку и видеть их подлинный облик, часто заслоняемый блеском
салонов и гостиных. Тогда и господа приближались ближе к своим слугам и
распознавали их души, каких на далеком расстоянии раньше не видели. Но не
только в этом сказывалось значение организации прелата Буткевича, но и в том,
что он сам получал возможность поименно знать своих прихожан, их духовную
жизнь, содержание и образ их жизни, и даже высоту духовного развития. Это был в
полном смысле пастырь добрый, ведущий свою паству к Богу в сознании, что
обязан дать за нее ответ пред Богом.
И так
ясно и просто было, что все сложное дело урегулирования начал приходской жизни
сводилось не к правам и преимуществам прихожан, а только к их обязанностям,
к этому маленькому делу Христовой любви к ближнему, к тому, чтобы облегчить
каждому в отдельности выполнение его христианских обязанностей, связать каждого
с определенным повседневным делом, составлявшим частицу общего дела прихода.
Не было
бы тогда и того томления духа у прихожан, не знавших, что делать с избытком
своего времени и искавших удовлетворения запросов своем духа там, где их нельзя
было найти, бродивших, как овцы без пастыря, не было бы и того средостения
между бедными и богатыми, которым так преступно пользовались те, кто еще более
увеличивал расстояние между ними, не было бы и того разительного отчуждения от
действительной жизни, с ее ужасами, горем и страданиями, о которых знали лишь
те, кто испытал их.
И, глядя
на некоторых известных мне “работников Христовых”, я не знал, чему удивляться,
мудрости ли ксендза Буткевича, продуманности ли действий и приемов католической
Церкви, или героизму и самоотвержению, с каким эти “работники” несли так
радостно и легко свою тяжелую работу служения ближнему, не встречаясь на своем
пути ни … с Митями Косноязычными, Василиями Босыми, Иванушками и прочими
аномалиями, выраставшими, как бурьян, на заброшенном, невозделанном поле.
И
какое-то острое ощущение боли, щемящее чувство досады охватывало меня при
встрече с теми представителями нашего духовенства, особенно иерархами, которые
громко и красноречиво осуждали Распутина, а вместе с ним и своих, якобы
изменивших православию пасомых... В увлечении Распутиным и подобными ему
“старцами” сказывалось, наоборот, органическое тяготение православной души к
Богу, а не измена Православию, и не вина пасомых, если такое тяготение
выражалось в уродливых формах...
И когда
разразилась революция, то эти “работники Христовы” не растерялись, не примкнули
к толпам хулиганов, а бросались в самую толщу толпы, громко обличая безбожников
и лелея, быть может, тайную мысль пострадать за “дело Христово”, в чем видели
завершение своего земного подвига.
Организация
церковно-приходской жизни у католиков идеальна и именно эту организацию я и
имел в виду, когда, ознакомившись с деятельностью прелата Буткевича, буквально
кричал о ней, указывая нашим епископам на необходимость забросить все эти
комиссии о приходе, а использовать готовый пример о. Буткевича.
И однако
один из архиепископов, которому я рассказал о прелате Буткевиче и его
деятельности, коротко ответил мне: “У нас это не привьется”. Подобное же
Отношение проявили и прочие епископы, несмотря на то, что деятельность о.
Буткевича явится на все времена показателем того, в каких формах может и должна
проявляться государственная деятельность Церкви и в чем вообще заключаются ее
государственные задачи.
|
|
Благочестивый
мирянин К. рассказывал: «Началась Вторая мировая война. Всех призвали на фронт,
и я со дня на день ждал повестки. Поехал заранее к батюшке за благословением на
фронт идти, он сказал так: “С Богом везде хорошо. Когда получишь
повестку, зайди ко мне”. Я так и сделал. Пришла повестка, и я пошел вновь к
старцу. Он был сильно болен в то время, никого не принимал, но ввиду срочности
моего дела, разрешил войти к нему в келию. Батюшка был весьма слаб, но встал с
постели, надел епитрахиль, помолился и напутствовал меня словами: “Будь всегда с Богом, и с тобой будет всегда
Ангел-Хранитель, который покроет тебя крылами от пуль, а ты не смущайся и не бойся ничего. Старайся не попасть
в плен к врагу и раненых наших русских спасай, чтобы и они не оказались в руках
вражиих, потому что погибнут там. Смело их в бою на свою сторону тяни, хоть на
себе. И всегда помогай ближнему. И
главное – не бойся, тебя ничто не возьмет”.
Так
увещевал меня старец на прощание, и, благословив большим крестом и просфорой,
отпустил на брань с врагом. Был я в недоумении от слов старца и надеялся только
на его святые молитвы и на милость Божию ко мне, немощному и грешному.
Когда
нас послали в бой, тогда я ощутил на себе величайшую чудодейственную Господню
силу. Кругом стрельба, пули визжат со всех сторон, как дождь огненный, а я
ползу смело, отыскиваю раненых и доставляю их в санпункт, помогаю товарищам с
великодушной любовью, и ничто меня не берет!
Так и
прошел всю войну, не получив ни одного ранения, ни одной царапины. Кто из
читающих усомнится, может спросить меня, я еще жив… Вернулся я с войны домой –
и сразу к батюшке дорогому, упал ему в ноги и благодарил со слезами за святые
молитвы обо мне, недостойном. Поведал о дивных случаях, происшедших со мной,
немощным человеком. “Верить нужно и не
сомневаться, – отвечал старец, – и увидишь, и почувствуешь еще
больше: то, что на Небе, и то, что в аду”.
Батюшка
Лаврентий говорил о духовных лицах так:
— Всегда
есть и Апостолы, есть и Иуды, только лица меняются, а время — одно и то же.
Батюшка
очень сожалел, что духовенство сокращает церковные службы и верующие поэтому их
не посещают и не ходят а церковь. Такие священнослужители сами не спасаются
и не дают другим. Вместо недостойных священнослужителей служат Ангелы,
говорил старец Лаврентий. Архиереи и священники, любители сокращать службы
церковные, пойдут в вечный огонь, а верующие будут спасены молитвой, постом и
добрыми делами*. Горе, горе таковым служителям
святого алтаря – вечный огонь и адова тьма! – рассказывал
схиархимандрит Антоний
[*Истинно добрые дела –
это те, которые приносят делающему их наибольшую благодать Духа Святого, ибо
совершающий их, выполняет волю Бога! Более подробно о добрых делах смотри
беседу Преподобного Серафима Саровского с Н. Мотовиловым О цели христианской
жизни.]
Большинство
духовенства погибнет
Когда
кого-нибудь рукополагали во священники, говорила инокиня А., то батюшка
Лаврентий горько обливался слезами. И на вопрос сестер: почему он так плачет,
он грустно ответил:
Многие
и многие из этих священников погибнут за свою небрежность и нерадивую
духовную жизнь! Большинство священства
предадут святую Церковь и поведут за собой народ. Они не будут думать о
своем спасении, а тем более о других
Непосильный крест
Один
мужчина из села Карильского служил пономарем в храме, а потом вдруг изъявил
желание стать священником. Тогда он пришел к старцу Лаврентию, чтобы взять
благословение на рукоположение. А батюшка схватился за голову, да и говорит
ему:
— Уж ад
полон таких священников! Надорвешься!
И
пономарь ушел ни с чем. Отец Лаврентий спас его от непосильного креста, на который сильно искушали бесы, чтобы его погубить.
Возлюби Господа всем сердцем своим
Передал
рассказ о себе священник П-р: «Я готовился стать священником и пришел к батюшке
за благословением. Он помолился и благословил открыть Евангелие и прочесть. Я
раскрыл и прочел Евангелиста Матфея, как юноша спросил Господа, как ему
спастись, а Господь ответил: возлюби Господа всем сердцем твоим, всею
душею твоею [Мф. 22,37] и возлюби ближнего
твоего, как самого себя [Мф. 22,39] И
старец остановил меня и сказал: “Вот
таким должен быть священник, и будет хорошо”. Я свято храню в сердце
слова великого старца».
О
самочинии в отношении Богослужения и треб
Преподобный
Лаврентий предостерегал некоторых духовных лиц от самочиния в отношении
Богослужения и треб: «Был на приходе протоирей Ф., он благословил сокращать Чин
погребения. Об этом сказали отцу Лаврентию; тот, возмутившись духом, ответил: “Если
не будет отвечать на Страшном суде
отвечать, то пусть сокращает”. Отец Ф. одумался и отменил свое
благословение».
Батюшка
беседовал с иеродиаконом Георгием о последнем времени, горько плакал и говорил:
“Много духовенства погибнет при антихристе”*. Отец Георгий сказал: “Как
же мне не погибнуть, ведь я же диакон?” Батюшка ответил: “Не знаю”. Тогда отец
диакон стал плакать и, упав батюшке в ноги, просить, чтоб помолился за него,
дабы избежать ему ада. Старец помолился и сказал: “Ладно. Вот так бывает:
заболел на голову – и умер, и в Царство Небесное вошел”.
Прикровенно
сказанное старцем исполнилось. Мы знали этого диакона по Киево-Печерской Лавре.
Он был очень добродетельный монах. Вдруг заболел на голову и в скором времени
умер
[*Господь через пророка Малахия об этом говорит так: Вы
приносите на жертвенник Мой нечистый хлеб
(мирян не учите служить верой и правдой Помазаннику Моему и в молитвах
ваших ко Мне нет поминания о Нем) (Мал. 1,7). Для вас, священники, эта заповедь: если вы не
послушаетесь и если не примете к сердцу, чтобы воздавать славу имени Моему
и Помазаннику Моему, говорит Господь Саваоф, то Я пошлю на вас проклятие
и прокляну ваши благословения, и уже проклинаю. И помет раскидаю на лица ваши, помет праздничных жертв ваших, и выбросят вас вместе с ним (Мал.
2,1-3).]
Когда
появится малая свобода, будут открываться церкви, монастыри и будут
ремонтировать их, тогда все лжеучения выйдут наружу вместе с бесами и
безбожниками тайными (католики, униаты, украинцы-самосвяты и другие) и сильно
на Украине ополчатся против Православной Русской Церкви, ее единства и
соборности. Этих еретиков будет поддерживать безбожная власть, а поэтому будут
отнимать у православных церкви и верных избивать.
Тогда
Киевский митрополит (недостоин сего звания) вместе со своими единомышленными
архиереями и иереями сильно поколеблет Церковь Русскую. Сам уйдет в вечную
погибель, как и Иуда*.
*Бывший Киевский митрополит, ввергший в раскол многие души,
лишен всех степеней священства Судебным деянием Архиерейского собора от 11 июня
1992 года.
Но все
эти наветы лукавого и лжеучения в России исчезнут, а будет Единая Церковь
Православная – Русская [но это случится только при Царе-победителе, при котором исчезнут все расколы,
а все ереси будут истреблены].
В
городе Киеве никогда не было патриарха*. Патриархи были и жили в Москве. Берегитесь самосвятской
украинской группы (церкви) и унии”.
[*Патриарх
– это титул правящего епископа одной
из древних столиц: «Иерусалима, Константинополя (Царьграда), Рима, Александрии,
Антиохии, а с XVI века и русской столицы Москвы». (Закон
Божий для семьи и школы. Репринт. Ленинградское епархиальное управление. 1990.
С. 618).]
Киево-Печерской
Лавры наместник отец Кронид батюшке возразил, что уже самосвяты и униаты на
Украине исчезли. Батюшка ответил грустно и печально: “Бес в
них войдет и они с сатанинской злобой ополчатся против Православной Веры и
Церкви, но им будет позорный конец, а их последователи понесут
небесную кару от Господа Царя Сил”.
Какие
батюшкины драгоценные слова, им нет цены: батюшка все предвидел и наперед.
Теперь явился украинский самосвятский архиерей, назвал себя Киевским
патриархом. …Да он не знает и забыл, что в Киеве никогда не было патриарха... И
некоторые себе на вечные мучения и
к своему стыду кричат в безумии: «Наш Патриарх»*.
[*А
еретики в России кричат: “Нам не нужен Царь-Богопомазанник, нам нужен наш Великий
Господин и Отец наш – Патриарх!”]
Батюшка
предупреждал, чтобы мы были верны Московской Патриархии и ни в коем случае не
входили ни в какой раскол. Что те архиереи и иереи, которые ввели в
смуту верных людей, большой сделали себе вред и множество православных душ
погубили*.
[*Но мы
помним, что православные христиане
не погибнут, ибо исповедуют и
верят слову Бога: не бойся, ибо Я с тобою; не смущайся, ибо Я Бог твой; Я
укреплю тебя, и помогу тебе, и поддержу тебя десницею правды Моей (Ис.
41,10).]
Берегись
так называемой зарубежной церкви и знайте, что она не состоит в диптихе
православных Церквей*.
*Ныне
Вселенская Православная Церковь включает девять патриархатов. В порядке диптиха
это: Константинопольский, Александрийский, Антиохийский, Иерусалимский,
Московский, Грузинский, Сербский, Румынский и Болгарский.
Она не Церковь,
а часть Российской Церкви. …Наша страна не зарубежная, и наша Церковь не
зарубежная! Наша страна постоянная! У нас нет зарубежных церквей. …Уходят в
раскол и в ересь только недостойные милости Божией и великие грешники, которые
не хотят знать: «Верую во Единую Святую Соборную и Апостольскую Церковь!»
И что Православная Церковь есть Тело Христово (разве можно Тело Христа
разделять?), и, наконец, Церковь есть нешвейный хитон Господень (который,
подобно Арию, нельзя разрывать).
И не
помнят, что Един Бог, едина вера и едино крещение.
Господь
Иисус Христос создал одну Церковь (а не церкви), которую не одолеют и врата
адовы. Одна только Церковь Православная Святая, Соборная и Апостольская. Другие,
называющие себя церквами, не церкви, а плевелы диавола среди пшеницы и скопища
диавола».
Батюшка
при этих словах помолился обо всех заблудших и отступивших от правоверия,
заплакал и сказал: “Нет, не призовет их Господь к покаянию, не спасутся, ибо
недостойны милости Божией. Сие мне открыто Царицей Небесной и Святым
Ангелом-Хранителем... В них, заблудших и отступивших от правоверия, нет
благодати Святаго Духа, спасения и получения Царствия Небесного. Нам,
православным, ничего не надо, а только Православной Веры спасения души и
получения Царствия Небесного, а у нашей Матери Русской Православной Церкви
все это есть. Благодарение Господу! И откалываться, и отходить от нее –
величайший и непростительный грех и в сей жизни, и в будущей – это хула на духа
Святаго”.
И
батюшка озарился светом неземным, окончив свою беседу словами: “Слыши [Мк.
12,29.] и виждь [Иоан. 1,46]!» –
так Святое Евангелие гласит, – и добавил: – Будут глухи и слепы!*”
*Да видяще не видят и слышаще не разумеют (Лк.
8,8).